Гром небесный. Дерево, увитое плющом. Терновая обитель - Мэри Стюарт

Едва обратив внимание на ее ответ, Селеста продолжала:

– Зачем вы все выспрашиваете? Почему Луис сказал, что в смерти мадам Ламартин есть какая-то тайна?

– Он так сказал?

– Да! Он говорит, что у вас и у того англичанина есть тайные подозрения. Это правда? Именно поэтому вы тогда расспрашивали меня? В чем вы меня подозреваете?

– Тебя? Ни в чем.

– Неправда!

Она возбужденно дышала, устремив на Дженнифер сверкающие глаза, лицо ее горело. В гневе она выглядела очаровательной. У Дженнифер засосало под ложечкой, когда она осознала, что придется выдержать еще одну эмоциональную атаку.

– Вы считаете, что я отравила ее? – запальчиво произнесла Селеста.

Дженнифер с трудом поборола раздражение:

– Бог с тобой, Селеста, не будь глупенькой! Конечно нет! Все это абсолютно не касается тебя! Уверяю…

– Тогда что за тайна? Что вы подозреваете? Что-то плохое?

– Да ничего! Ничего, ты тут совершенно ни при чем! Поверь, Селеста! Никто ни на секунду не усомнился в том, что ты сделала все возможное и много хорошего для… для мадам Ламартин.

– Но вчера вы расспрашивали меня и подозревали в том, что я скрываю какие-то подробности, хотя я уверяла вас, что ничего не знаю…

– Дело не в этом. Извини, мне пришлось быть настойчивой, но я была в полном недоумении, мне хотелось выяснить как можно больше. Я верю тебе, честное слово.

– Тогда к чему такая таинственность? – настаивала Селеста.

– Послушай, – устало сказала Дженнифер, – во всем, что касается тебя, нет никакой таинственности. Вопросы, которые мы – англичанин и я – задавали, касаются сугубо личных дел. Все они касались обстоятельств смерти мадам Ламартин, но абсолютно не касались тебя. Клянусь тебе. Теперь наконец понимаешь?

Но Селеста все еще не могла успокоиться.

– Я ухаживала за ней, – обиженно сказала она, – и была с ней почти до самой смерти. Значит, это меня касается. И я имею право знать о ваших подозрениях.

Дженни, терпение которой было на исходе, попыталась овладеть собой и сказала спокойно и с достоинством:

– Я ничего больше не могу сказать, Селеста. Если ты согласна принять мои уверения, прими их просто как факт. Больше я не могу сказать тебе ничего… сегодня.

– Сегодня?!

Голос Селесты зазвенел, она вытянулась в струнку, глаза ее сверкали от нетерпения.

Дженни со страхом распознала симптомы близкой истерики и быстро сказала:

– Дорогая, послушай…

Но девушка не обратила внимания. Она подалась вперед, упрямо мотнула головой и, не пытаясь скрыть неприязнь, запальчиво закричала:

– Сегодня? Нет уж, объясните мне, madame l’anglaise![30] Что произойдет сегодня? Что с вами? Отчего вы такая бледная, руки трясутся, а уж глаза… Да, вы определенно чего-то ждете!

– О господи, с чего ты взяла? – резко оборвала ее Дженнифер.

– С самого утра у вас такой странный вид! – пронзительно выкрикивала Селеста. – Я вас раскусила! Вы всюду шныряли, что-то выискивали, вынюхивали! Я видела. О да, я тоже следила за вами! Так что, что будет сегодня? Чего вы ждете? Что высматриваете там, за окном? Что должно произойти в долине сегодня вечером?

– Селеста, ради бога…

– Вы ждете полицейских? – во весь голос выкрикнула Селеста.

В коридоре послышались чьи-то шаги, мягкие скользящие монашеские шаги. Дженнифер, дрожа, поднялась с кровати.

– Придержи язык, черт тебя возьми, маленькая идиотка!

Волна ужаса окатила ее, нервы окончательно сдали, и ее собственное состояние тоже было достаточно близко к истерике, иначе она бы никогда не произнесла таких слов.

Но грубость подействовала. Селеста судорожно вздохнула и поникла. Когда она вновь заговорила, ее дрожащий от ярости голос был уже не таким громким. Она сказала почти торжествующе:

– Я права, да? Луис говорил, что ваш англичанин утром виделся с жандармом, а сейчас поехал за полицейскими. Не старайтесь обмануть меня и уверить, что все в порядке!

– Я этого не говорила. Я сказала, что это не касается тебя.

Селеста соскользнула с кровати и взглянула прямо в лицо Дженнифер. В ее глазах отражался огонек свечи.

– Но это касается монастыря, мадемуазель. Вы иностранка, кто дал вам право вмешиваться? От вас одни неприятности! Я не позволю вам, я…

– Селеста, куда ты?

Девушка обернулась уже от двери.

– Вы говорите, это не касается меня, мадемуазель. Может, оно и так, но есть люди, которых это касается!

– Нет, Селеста! – Дженнифер бросилась к ней. – Не надо беспокоить мать настоятельницу.

– Мать настоятельницу? – Селеста через плечо снова метнула на Дженнифер пылающий взгляд. – А я иду вовсе не к матери настоятельнице! Это касается доньи Франциски, и посмотрим, что вы ей скажете, мадам англичанка!

Она дернула за ручку двери.

Дженнифер мгновенно вскочила на ноги. Это была уже катастрофа, ситуация стала не просто неприятной, а чрезвычайно опасной. Не раздумывая ни секунды, она перешла к решительным действиям. Подлетев к Селесте, Дженнифер схватила ее за руку, оттолкнула от двери и щелкнула задвижкой. Селеста ловко, как кошка, увернулась и опять подскочила к двери.

– Дайте мне выйти!

Дженни тяжело дышала, но попыталась ответить спокойно:

– Послушай меня, пожалуйста!

– Дайте выйти!

Девушка, отчаянно сопротивляясь, вырвала руку и старалась протиснуться к двери. Она дотянулась до защелки, но Дженнифер опять крепко схватила ее за руку.

– Пустите меня! – задыхалась и всхлипывала Селеста, извиваясь у двери, но Дженнифер крепко держала ее за руку. – Я должна, должна сказать… донье Франциске…

За дверью снова раздались шаги. Где-то щелкнул замок.

– Выпустите меня!

И Селеста набрала воздуха в легкие, явно собираясь закричать.

– Чтобы предостеречь эту убийцу? – в отчаянии произнесла Дженнифер.

Девушка точно окаменела и затихла. Всхлипывания прекратились. Дженнифер отпустила ее и отошла в сторону. Она вдруг почувствовала такую слабость, будто вот-вот потеряет сознание. Дженни села на кровать и уставилась в пол. Недокуренная сигарета вяло дымилась на полу, там, где была брошена. Она придавила окурок ногой.

– Что вы сказали? – услышала она и неохотно взглянула на Селесту.

Та все еще стояла у двери, но уже без былого отчаянно трагического вида. Конечно, нельзя было сказать, что девушка в отличном состоянии. Лицо ее заострилось, и, казалось, только дверь, к которой она безвольно привалилась, не дает ей упасть.