Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Закат - Вера Камша
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Отцы, матери… Они все так! – Зоя – выходец, ее нельзя брать за руку. И по голове гладить нельзя! – Им надо, чтобы мы одевались, как они, ошибались, как они, правы были, как они… Я поддалась, это ты у нас… капитан… Устояла!
– Да! – Зоя гордо вскинула голову. Все-таки в шляпе ей лучше. – Я не пошла на поводу! Я ждала и дождалась своего, только своего счастья, а не такого, как хотели они! Я не отдала себя ни одному из тех скотов, что мне приводили, а ушла в море… Пусть я проиграла из-за штанастых тупиц, пусть меня взяли в плен, так лучше, чем отдать себя поганому уроду!
– Без сомнения, – ровным голосом согласилась Луиза, и тут в дверь постучали громко и отчетливо. Погасла, мигнув, свеча, хрипло заорал в своем узилище затихший было Маршал. Капитанша поднялась.
– Не открывай! – закричала Зоя. – Нет! Это он! За тобой! Не открывай.
– У соседей свекор болен, там не спят. Еще увидят…
– Не увидят! Горячие слепнут, если чужие… Не пускай его! Он уже не твой!
– Не мой, только дверь этого не знает.
Луиза махнула рукой и вышла в прихожую. Зоя топала сзади, уговаривала не открывать. Маршал вопил, стук не прекращался. Капитанша глянула в дверное окошечко – на крыльце высился «муж и супруг». Точь-в-точь такой, как в Октавианскую ночь, а у соседей светилось окно. Слепнут там или не слепнут, но поостеречься не помешает.
– Эй! – велела Луиза. – К черному ходу. Живо!
Арамона кивнул и пропал. Зоя, громыхая, как катящаяся бочка, рванула к кухне. Кошачьи крики перешли в вой, на лестницу выскочила, завязывая ленты на нижней юбчонке, Селина. Хорошо, слуги в доме приходящие.
– Мама, – мяукнула дочка, – там еще кто-то? Кроме Зои?
– Папаша твой там, – объяснила Луиза. – И чего приперся?!
– Мама, ты помнишь, что он… не живой?
– Помню.
В кухне вкусно пахло соусом, будто под окном и не шлялись всякие. В сапогах с белыми отворотами. Селина бросилась зажигать лампу, блеснула неубранная тарелка, промчался по стене застигнутый врасплох таракан. Зоя уже загораживала дверь этим, как его, галеасом.
– Не пущу! – объявила она. – Он мой! Я его не отдам… Оставайся горячей, оставайся здесь!
– Мне еще детей в люди выводить, – огрызнулась капитанша. – Спрошу, что надо, и пусть проваливает.
– Ты его не станешь звать?
– Не стану! – Две бабы, одна тень, один муж… – Пропусти.
Чтобы снять все навешанные кухаркой крюки и цепи, нужно было целыми днями не иголкой тыкать, а молотом махать, но Луиза справилась. Покойный супруг топтался у порога, воскрешая былые деньки. Госпожа Арамона почувствовала, как руки сами упираются в бока, но ее опередили.
– Ты к ней? За ней?! – взвыла не хуже Маршала Зоя. – После всего… Обещал близко не подходить, а сам?! Предатель! Все вы такие… Ублюдки штанастые, только б прижать кого!.. Потаскун талигойский!
– Да разве ж… Крупиночка моя, разве ж я за ней… Ну зачем она мне? Вы же сами… Ты же сама… того… звала меня… Я услышал, все бросил… Думал, как тогда, а ты… За что?!
– Так ты ко мне шел? Ко мне?!
– Ха! Не к коряге ж этой! А ты тоже…
– Эй! – вмешалась «коряга». – Раз уж явился, так скажи…
– Только ты его не зови! – взвизгнула Зоя. – Он же… Он, если войдет, должен будет кого-то… Он тебе все тут изгадит! Не со зла… Просто холод с ним, понимаешь? С ним, не со мной… Остынет все – стены там, ковры…
– Да не стану я его звать, – заверила Луиза, – с порога поговорю. Где Цилла?
– Ходит, – лупнул глазами муженек. – Ходит и ждет. Короля своего ждет… Дня своего ждет. Не было ей счастья, заперли капелюсеньку мою… Подумаешь, ленточку взяла! Из-за малости такой… Да все ваши цацки одной слезиночки деточкиной не стоят! Вот и ушла она… От вас ушла, от злобы вашей…
Так и было! Так оно и было. Цилла плакала, боялась, пришел папенька, она бросилась к нему. Арнольд дочку в самом деле любил, а она? Она пыталась быть справедливой, только выходило ли?
– Мама… Мама, стой! Мама!!!
– Что? Что такое? – Почему перед ней Селина? Загораживает дверь? Кошка вопит… Прямо в доме. Это не Кошоне? – Арн…
– Мама! Не зови его по имени! Не спорь с ним! Зоя, уведи его…
– Девочка моя! Крупиночка… Осталась без ленточки… Ничего, у меня денежка есть. Хочешь денежку? На штучки на всякие? Девице ж надо, чтоб чистенько все было… аккуратненько…
– Спасибо, папенька. У меня всё есть!
– Всё? А отец, а сестреночка, а подружки, а жених?
– Есть у нее жених, – брякнула Луиза, – не тебе чета! Зоя, правда, шли бы вы отсюда!
– У Циллоньки король будет, а у нашей бедняжечки?
– Принц… С голубыми глазками!
– А золото? – подбоченился Арнольд. Не Арнольд он! Забудь имя, забудь!
– Не нужно нам твое золото!
– Оно не мое… Оно лежит… ждет… Золото для золотка. Оно не злое… Чистое. Возьмите на тряпочки… От сердца ж даю… Вы… вы обе… Брезгуете, да? Отцом, мужем брезгуете?
– Мужем? Мужем?! Ах ты ж!
– Золото…
Скотина… Пьяная, жадная красномордая скотина, но от нее родились дети. Этого не отнять. Каков муж, все равно, дети – твои.
– Спасибо, папенька. Мы с маменькой, если будет нужно, заберем. Мама, оно в самом деле не злое…
– Берите! Всё берите, родные мои, любименькие… Кровиночки…
– Стой, якорь тебе…
Плачет кошка, плачет маленькая Цилла, горят свечи, четыре пламенных язычка, четыре луны, мертвое дерево, ползущие камни. Кони не идут на мост, потому что метель. И холодно, потому что метель. Эйвону надо сбрить бороду, и он будет похож на человека, а Арнольду не поможет ничего…
– Мама! Мама, они ушли. Пойдем в спальню. Я тебе помогу. Мама!
– Я сама. Всё в порядке.
Они же что-то хотели. Зоя говорила… Зоя… Золото… Оно не злое… Ничье… Оно лежит. Ждет.
«…задержись вверенная мне армия в Гаунау еще на четыре дня, и наш последний завтрак продлился бы дольше. Мы много говорили об Эйнрехте, но Оллария также требовала разговора. С двадцатого дня Весенних Молний регентом Талига вновь является герцог Ноймаринен. Ее Величество Катарина умерла родами, дав жизнь сыну. Новости скоро достигнут, если уже не достигли, Липпе, но откровенность рождает откровенность, а иногда и просьбу об одолжении. Катарина Оллар была убита сыном Эгмонта Окделла. Убийца бежал. Эти обстоятельства, в отличие от поразившего кесаря Готфрида недуга, ничего не определяют: Талиг остается Талигом, война – войной, Излом – Изломом. Тем не менее я прошу Ваше Величество об услуге. Я знаю, что варвары не выдают тех, кто просит убежища. Я знаю, что варвары карают убийство беременной смертью. Я знаю, что варвары предпочитают осуществлять правосудие собственными руками. Я надеюсь, что убийца, если ему посчастливится перейти горы, никогда не вернется в Талиг…»