Дракула - Брэм Стокер

— Я думаю, доктор, что смогу рассказать вам все.

— А, вот как! У вас хорошая память на факты и детали? Это не всегда встречается у молодых дам.

— Нет, доктор, дело не в памяти, просто я записывала все и могу вам показать, если хотите.

— Я буду очень благодарен; вы окажете мне большую услугу.

Я не могла удержаться от соблазна поразить доктора — мне кажется, что это врожденное женское чувство, — и я подала ему свой дневник, записанный стенографически. Он взял его с благодарностью, поклонился и сказал:

— Разрешите прочесть?

— Если хотите, — ответила я, смутившись. Он открыл тетрадь, и выражение лица сразу изменилось.

— Я знал, что Джонатан очень образованный человек, но и жена его тоже оказалась умницей на редкость. Но не будете ли вы столь любезны прочесть дневник мне? Увы я не знаю стенографии.

Тут я поняла, что шутки кончились, и почувствовала неловкость. Я вынула свою копию, перепечатанную на пишущей машинке, из моего рабочего ящика и передала ему.

— Простите, — сказала я, — я сделала это нечаянно, я думала, что вы хотели спросить меня относительно Люси, но чтобы вам не ждать, — для меня это не важно, но ваше время, я знаю, дорого, — я могу дать вам мой дневник, переписанный для вас на пишущей машинке.

— Разрешите мне прочесть его сейчас? Может быть, мне придется спросить вас кое о чем?

— Да, пожалуйста, прочтите его сейчас, а я пока распоряжусь о завтраке; за завтраком можете расспрашивать меня, сколько хотите.

Он поклонился, затем, усевшись в кресло спиною к свету, углубился в чтение, я же пошла позаботиться о завтраке, главным образом для того, чтобы его не беспокоить. Вернувшись, я застала доктора ходящим взад и вперед по комнате; на лице его отражалась тревога.

Тут уж я больше не могла выдержать. Мне стало жаль Джонатана: ужас, который ему пришлось пережить, странная таинственность его дневника и тот страх, который не покидал меня с тех пор, все это живо предстало передо мной. Я, должно быть, была болезненно расстроена, так как бросилась на колени и, протягивая к нему руки, умоляла его вылечить моего мужа. Он взял меня за руки, поднял, усадил на диван и сам сел рядом. Затем держа мои руки в своих ласково сказал:

— Моя жизнь одинока, и я всегда так был занят своими делами, что у меня оставалось очень мало времени для дружбы; но с тех пор как мой друг Джон Сьюард вызвал меня сюда, я узнал столько хороших людей, что теперь я больше чем когда-либо чувствую свое одиночество, все усиливающееся с годами. Уверяю вас в своей бесконечной преданности, благодарю вас за то, что вы доказали мне существование милых женщин, которые услаждают жизнь, — и жизнь и вера которых служит хорошим примером для детей. Я рад, очень рад, что могу быть вам полезным, так как если ваш муж страдает, то болезнь его наверное из области моих знаний. Обещаю вам сделать все, что в моих силах, чтобы он был здоров и мужествен и чтобы ваша жизнь была счастлива. А теперь съешьте что-нибудь. Вы слишком измучены и слишком взволнованы. Джонатану тяжело будет видеть вас такой бледной, вы должны пожалеть его, поэтому вы должны есть и смеяться. Вы все уже сказали мне о Люси, не будем больше говорить об этом, — это слишком грустно. Я переночую в Эксетере, так как хочу обдумать все, что вы говорили, а затем, если позволите, задам вам еще несколько вопросов. Тогда вы и расскажете мне о болезни Джонатана, но не сейчас — сейчас вы должны есть.

После завтрака мы вернулись в гостиную, и он сказал:

— А теперь расскажите все о нем.

Вначале я опасалась, что этот ученый примет меня за дурочку, а Джонатана за сумасшедшего — ведь его дневник такой странный — и я не решалась начинать. Но он был очень любезен, обещал мне помочь, я поверила ему и начала свое повествование.

— Мой рассказ будет очень странным, но вы не должны смеяться ни надо мной, ни над моим мужем. Со вчерашнего дня меня охватило какое-то сомнение, но вы должны быть серьезны и не считать меня дурочкой из-за того, что я могла поверить некоторым странным вещам.

— О, моя дорогая, — ответил он, — если бы вы только знали, из-за каких странных явлений я здесь, то сами рассмеялись бы. Я научился уважать чужие убеждения, безразлично, какими бы они ни были. У меня широкие взгляды на все, и изменить их может лишь нечто странное, из ряда вон выходящее, вызывающее сомнение в том, безумно оно или здраво.

— Благодарю вас, бесконечно благодарю вас! Вы облегчили мне задачу. Если позволите, я дам вам прочесть одну тетрадь. Она очень длинная, но я переписала ее на пишущей машинке. Это копия дневника Джонатана за границей; там описано все, что с ним произошло. Я не скажу о ней ничего, пока вы сами не прочтете и не сделаете выводы. Затем мы снова встретимся, и вы расскажете, что вы думаете по этому поводу.

— Обещаю, — сказал он, когда я подавала ему тетрадь. — Я зайду, если позволите, завтра утром, пораньше, навестить вас и вашего мужа.

— Джонатан будет дома в половине одиннадцатого, приходите к завтраку и тогда его увидите; вы можете успеть на скорый в 3.44 и будете в Паддингтоне около восьми.

Он взял с собою бумаги и ушел, а я сижу здесь и думаю — думаю сама не знаю о чем.

Письмо Ван Хелзинка к Миссис Харкер

25 сентября.

6 часов.

Дорогая мадам Мина, я прочел удивительный дневник вашего мужа.

Можете спать спокойно! Как это ни страшно и ни ужасно, но все же это правда! Ручаюсь своей головой! Может быть, другим от этого хуже, но для вас и для него во всем этом нет ничего страшного. Ваш муж очень смелый человек и смею вас уверить — я хорошо знаю людей — что тот, кто может спуститься по стене, как он это проделал, да еще найти в себе мужество вторично проделать то же самое — у того потрясение не может быть продолжительным. Мозг и сердце его здоровы, за это я ручаюсь, даже не исследовав его; а потому будьте спокойны. Мне придется о многом его расспросить. Я буду рад повидаться с вами, поскольку только что узнал так много нового, что положительно не могу прийти в себя; надеюсь на свидание с вами.

Преданный вам,

Авраам Ван Хелзинк.

Письмо Миссис Харкер к Ван Хелзинку

25 сентября.

6.30 вечера.

Милый доктор Ван Хелзинк!

Бесконечно благодарна вам за ваше любезное письмо, столь облегчившее мне душу. Но неужели это правда, и такие ужасные вещи могут происходить на самом деле; какой ужас, если этот господин, это чудовище действительно в Лондоне! Страшно даже подумать об этом! Я только что получила телеграмму от Джонатана: он выезжает сегодня вечером в 6.25 из Лаунсестона и будет здесь в 20.18, так что сегодня вечером я уже не буду волноваться. Поэтому прошу вас прийти к нам завтра к завтраку к восьми часам, если это не слишком рано для вас; если вы торопитесь, то можете уехать в 10.30, тогда вы будете в Паддингтоне в 2.35.