Уроки любви - Жаклин Уилсон

– Что ты делаешь?

Я нащупала его левую руку и обмотала свой волос вокруг безымянного пальца.

– Вот! Это значит, что когда-нибудь ты будешь мой. Я загадала желание. Ты тоже загадай, Рэкс. Закрой глаза и пожелай, чтобы так было!

– Иногда тебе можно дать четыре, а не четырнадцать, – пробормотал Рэкс.

Но потом он притих и сжал ладонь. Я поняла, что он тоже загадывает желание.

– Ну что ж, будущего все равно не угадаешь, – сказал он. – А пока мы в настоящем. Меня ждут дома двое маленьких детей и больная жена. Если Марианна проснется, она удивится, куда я запропастился. Я сам удивляюсь. Наверное, у меня поехала крыша. Ладно, давай-ка я отвезу тебя домой.

– Но еще совсем рано! Мы вполне можем побыть тут еще полчасика, и никто не заметит.

– Нет, Пру, пора ехать. – Он ласково подтолкнул меня обратно на мое сиденье.

Мы поехали по аллее.

– Мы могли бы ехать дальше в любую сторону – в Шотландию, или в Корнуолл, или в Уэльс.

– Могли бы. Но не поедем. Мы поедем прямо к твоему дому, ладно?

– В этот раз…

– В этот раз, – сказал Рэкс.

– Но когда-нибудь…

– Да, когда-нибудь… – скучным голосом повторил он.

– Ты надо мной смеешься?

– Да. И над собой тоже.

– Все будет хорошо, Рэкс, вот увидишь. Я не буду усложнять тебе жизнь в школе. Я буду вести себя тише воды, ниже травы. Не смейся, правда буду. Я буду делать все, что ты скажешь, обещаю, – лишь бы мы иногда хоть чуть-чуть бывали вдвоем.

Я продолжала бормотать, испуганная молчанием Рэкса. Но когда мы въехали на нашу улицу, он остановил машину, не доезжая до магазина, оглянулся и поцеловал меня на прощание долгим, чудесным поцелуем.

– А теперь иди, скорее, а то я тебя правда увезу, – сказал он.

– Тогда я остаюсь!

– Пру. Пожалуйста. Иди.

– Поцелуй меня еще раз!

– Кто обещал делать все, что я скажу?

– Ладно, ладно. Доброй ночи, Рэкс, милый. Увидимся в школе!

– Ш-ш! Ну иди же, будь хорошей девочкой. И пожалуйста, без прощальных взмахов и воздушных поцелуев, договорились?

Я вышла из машины и послушно побрела к магазину, даже не обернувшись. Открыв дверь, я снова оказалась в пыльном, затхлом мире старых книг, которые никто уже не хочет читать.

Мама сидела на кухне перед столом, засыпанным счетами и письмами из банка.

– Мама, да убери ты их! Ты только бессонницу наживешь, – сказала я.

Мама подняла на меня красные, заплаканные глаза.

– У меня давно бессонница. – Она помолчала и снова обвела взглядом помятые счета. – Я ничего не понимаю. Не представляю, что думал твой отец. Я, конечно, полная дура в делах, но даже мне понятно, что счета нужно оплачивать. Что их нельзя просто отправлять в мусор.

Мне не хотелось снова погружаться вместе с мамой в этот привычный домашний кошмар. Мне хотелось парить и парить над звездами с Рэксом.

– Я пыталась добиться от вашего папы ответа, что мне с этим делать, но он был в дурном расположении, знаешь… Ему очень не нравится, что ты ходишь сидеть с детьми, Пруденс. Мне кажется, это его беспокоит. Вообще-то меня это тоже беспокоит, детка. Это слишком большая ответственность для твоего возраста.

– Мам, прошу тебя. Я очень устала, я пойду спать.

Грейс тоже дожидалась меня, чтобы засыпать вопросами. Я не обращала на нее внимания и мурлыкала под нос песенку, раздеваясь.

– Ты правда любишь Рэкса? – допытывалась Грейс. – Правда? Странная ты, Пру. Зачем? Я хочу сказать, он-то не может тебя любить!

– Откуда ты знаешь? – не сдержалась я.

– Он женат, и у него дети!

– Знаю. Но это не мешает человеку влюбиться, когда он встречает родственную душу.

– Ты совсем взбесилась! – усмехнулась Грейс. – Пру, ну ты же это не всерьез, правда? Пру, он что, сказал тебе что-нибудь? Разные слова? Он тебя целовал?

Грейс вдруг покатилась со смеху, колотя по кровати толстыми ножками, как полная идиотка.

– Перестань! – прикрикнула я. – Перестань валять дурака!

Ты только представь – целоваться с Рэксом! – фыркала Грейс. – Ой, щекотно! Он же тебя исцарапает своей дурацкой бородой!

– Да заткнись ты, дура жирная. Не понимаю, что тут смешного? Тебя уж точно никто не вздумает целовать. На тебя смотреть жалко.

Грейс смолкла, как будто я вылила на нее ушат холодной воды.

– Это на тебя смотреть жалко, – буркнула она. – Это над тобой смеется вся школа. Это ты втюрилась, как дура, в противного старого учителя. Это ты вбила себе в голову всякие глупости и воображаешь, будто у тебя настоящая взрослая любовь, а ему, голову даю на отсечение, просто тебя жалко!

Я бросилась на нее и заткнула ей рот рукой. Она больно укусила меня за пальцы. Я залепила ей пощечину. Она вцепилась мне в волосы. Я пыталась ее стукнуть, она лягалась, и кончилось тем, что мы обе с шумом грохнулись с кровати.

– Девочки! Что происходит? – крикнула мама, вбегая.

Мы продолжали драться и лягаться, катаясь по полу.

– Прекратите немедленно обе! Что это еще за игры? С ума вы посходили? Я думала, у меня взрослые умные дочки, а вы отвратительно себя ведете! Это все проклятая школа! Вы ходите туда без году неделя и уже так изменились. Ты стала так ужасно говорить, Грейс, и все эти бесконечные хиханьки-хаханьки с подружками по телефону… А ты, Пруденс, вообще отбилась от рук. Делаешь, что тебе вздумается, и ходишь размалеванная, как уличная девка! Я не могу этого видеть! Хоть бы отец был здесь! Господи, ну когда же он поправится и вернется домой?

Я так и не помирилась с Грейс. Я даже не поговорила как следует с мамой. Зато я осталась за нее в магазине в субботу утром, пока она ходила в супермаркет. К нам давно уже не заглядывал ни один покупатель. Я бродила вдоль полок, переставляя там и сям попавшие не на свое место томики, разобрав одну стопку книг и распихав другие по углам.

У отца всегда была собственная весьма оригинальная система расстановки книг. Они были у него поделены по категориям: художественная литература, биографии, книги по искусству, карманные издания, литература для юношества. Но книги нестандартного формата не помещались на его дешевых стеллажах, поэтому большие альбомы по искусству и детские книжки лежали вперемешку на больших полках возле папиной конторки, а маленькие томики «Общедоступной библиотеки» приходилось распихивать куда придется. Уже много лет новые поступления просто складывались как попало в любом свободном углу.