Дамиан... - Екатерина Юдина

учитывать испытуемый шок. Если есть провалы в памяти, то это ненадолго, — объяснил мужчина. — Память может вернуться в любой момент.

***

Кажется, я опять заснула, а, когда открыла глаза, поняла, что находилась во все той же спальне.

— С добрым утром, Чудовище.

Голова гудела, поэтому я не стала делать резких движений. Медленно обернулась и увидела Монтеро. Он сидел в кресле и держал в руке массивный стакан. Неподалеку на столе находилась уже пустая бутылка из-под какого-то алкоголя и рядом с ней стояла почти полная, но явно только недавно открытая.

- Почему я в твоем доме? Что произошло? — прошептала, пытаясь приподняться на локтях. Тело пробило болью, из-за чего я предпочла остаться в прежнем положении.

— Память еще не вернулась?

— Нет.

— Это временно. Скоро ты вспомнишь.

— Но я хочу сейчас все узнать.

— Твои проблемы, Агилар.

Адан поставил на стол стакан и, поднявшись с кресла, пошел к двери. Уже вскоре он ушел, а я еще несколько секунд неотрывно смотрела на кресло, на котором сидел Монтеро.

Сделав глубокий вдох, я закрыла глаза и попыталась покопаться в своих воспоминаниях. Желала понять, что я помнила последним. Голова опять начала болеть и тошнота усилилась, но я добилась желаемого — сознание пробило обрывками того, как меня до полусмерти избил отец. Еще немного времени и я вспомнила о том, что папа после этого продал меня некому человеку по имени Рубен Кано.

Но, как я оказалась в доме Монтеро? Может, мне следовало убегать отсюда?

Все тело болело, но я кое-как встала с кровати и подошла к окну. За ним увидела ухоженный сад и отлично охраняемую территорию. Так просто отсюда не выбраться. Не в том состоянии, в котором я сейчас была.

***

Я много времени спала, а когда открывала глаза, опять копалась в собственном сознании. Этим вызывала очередные взрывы боли, но толком ничего вспомнить не могла. Вот только, все равно пыталась это сделать, ведь мне казалось, что я как раз не помнила самое важное. То без чего мне сейчас было плохо.

Каждое утро рядом с моей кроватью сидел Монтеро. Он больше не пил. Почти всегда молчал и лишь иногда говорил «Доброе утро, Чудовище», после чего почти сразу уходил.

— Не называй меня так, — однажды прошипела, сжимая пальцами одеяло.

— Как же мне тебя называть?

— Камила. Проклятье, мы знакомы одиннадцать лет, но иногда мне кажется, что ты все никак не можешь запомнить мое имя, из-за чего и придумал это дурацкое прозвище.

— Одиннадцать лет? — Адана еле заметно наклонил голову набок. — Как ты считаешь, сколько тебе сейчас лет?

— Восемнадцать.

— Тебе двадцать два.

— Как? — я округлила глаза. Сделала это слишком резко, из-за чего голова опять заболела. — Как это двадцать два?

Для меня слова парня стали шоком, ведь папа избил меня и продал Кано, как раз, когда мне было восемнадцать, а после этого у меня в голове не было ни одного воспоминания, но я не могла не согласиться с тем, что теперь многое сходилось. Например, по своей внешности я ничего сказать не могла, так как я сейчас была слишком худой и бледной, но вот Монтеро действительно казался более взрослым. Значит, ему не двадцать, как я считала изначально, а двадцать четыре.

Вместо того, чтобы ответить на мои вопросы, Адан встал с кресла и пошел к двери.

— Скоро вспомнишь.

— Подожди, — я села на кровати. — Адан, я хочу прогуляться в саду. Пожалуйста. У меня уже нет сил сидеть тут. Еще немного и я сойду с ума.

Я говорила умоляюще, но почему-то думала, что Монтеро на мои слова не обратит никакого внимания. В конце концов, ко мне он всегда был груб и безразличен. Вот только, к моему удивлению, парень остановился. Еще несколько секунд молчал, будто обдумывая что-то, а потом обернулся и сказал:

— Хорошо. Одевайся, выведу Чудовище на солнце.

Я так обрадовалась возможности хоть ненадолго покинуть эту комнату, что даже не стала возражать касательно этого чертового «Чудовище».

Я была еще жутко слабой, но кое-как поднялась на ноги и накинула на себя халат. Каждый шаг давался с огромным трудом и, когда мы вышли в коридор, я не выдержала и схватилась за руку Монтеро. Он посмотрел на меня и, явно не ожидая чего-нибудь такого, приподнял бровь, а мне было плевать. Я просто хотела выйти в сад и осмотреться.

— Какое же яркое солнце, — прошептала, когда мы вышли из здания. В спальне освещение было более щадящим и на улице у меня мгновенно начали болеть глаза. Странно, но Монтеро это заметил и повернул меня в противоположную часть сада. Там было больше деревьев и, соответственно, тени.

Некоторое время я просто молча осматривалась по сторонам, пытаясь рассмотреть забор и охрану.

— Думаешь о том, как сбежать?

Вопрос Адана заставил меня вздрогнуть.

— Нет.

— Считаешь, что я не заметил, как ты осматриваешься вокруг?

— Я растеряна, — сказала на выдохе. — Последнее мое воспоминание о тебе это то, как ты сказал, что хотел бы видеть меня в роли своей шлюхи. Ради этого собирался поместить меня в отдельный дом, в котором я была бы обязана тебя удовлетворять. Это было четыре года назад. А что сейчас? Какие отношения между нами? Меня очень сильно напрягает то, что я нахожусь в твоем доме и, при этом, ничего не знаю. Неужели… Неужели, ты добился того, чего хотел и теперь я тут, как твоя игрушка?

Я убрала свою ладонь от руки Монтеро. Теперь идти было еще труднее, но я предпочла передвигаться самостоятельно. Без помощи Адана.

Я никогда по собственной воле не согласилась бы стать личным развлечением для Монтеро, но воспоминания нашептывали о том, что папа уже однажды продал меня некому Рубену Кано. Может, я подобным образом попала к Адану. Как же паршиво, когда чего-то не помнишь.

— Нет. Ты так и не стала моей шлюхой и сейчас ты тут больше, как моя гостья.

— Гостья? То есть, я могу уйти?

— Ты можешь ходить по дому и саду, но тебя не выпустят за его пределы.

— Получается, я все же заложница, которую ты тут удерживаешь силой?

Я остановилась и нахмурился. Адан тоже встал напротив меня. Положил ладони в карманы брюк и некоторое время смотрел мне в глаза, а потом неожиданно наклонился и своими губами прикоснулся к моим.

Меня будто бы током ударило и я тут же отшатнулась, а из-за того, что ноги были ослабшими, чуть не упала на каменную дорожку.

— Я ненавижу последние четыре года, — Монтеро оскалился. — Когда тебе было восемнадцать,