У звезд холодные пальцы - Ариадна Борисова

«Все жить хотят и живут как умеют и могут, – успокаивал себя Сандал, в задумчивости глядя на чистое пламя. – От дурных помыслов долину охранят озаренные и отборная стража. На Каменный Палец и скальные зубы вокруг тоже надежа немалая».

Шрам на правой щеке жреца сделался пунцовым от жара. Настала пора попросить огонь о защите. Крылатый голос птицей влетел в дымный ветер, гуляющий обочь костра. Зазвучала под небом песнь не песнь, почти остереженье:

– Домм-ини-домм! Великий господин с разящей плетью! Незримых стен воздвигни оберег, внутри которых черных мыслей нет, а есть лишь белое Твое дыханье!

– Слава-слава-слава!

Огненный обруч, грохоча, охватывал берег и расходился в небе, как круги от камня в озере.

– Найди в толпе личины скрытых бесов, вонзи в их рысьи очи стрелы искр, проткни их печень пламени копьем, срази мечом костра их волчьи души!

– Уруй, уруй! Уруй!

Не без опаски подходили к Сандалу главы торговых ватаг. Каждый брал из его рук маленький батас. Проколов себе острием палец, старшины прикладывали его к лоскуту ветхой священной кожи, которая знала первый базар в Эрги-Эн. Клятвой на крови скреплялся мирный договор.

Произнося благословение на добрую удачу, Сандал смягчил голос. Торги начались.

* * *

Псу Берё было весело и тревожно: в воздухе носилась уйма знакомых и неведомых запахов. Приторные, горькие, кислые, смачные, они наслаивались друг на друга, сливались и плыли в воздушных волнах, как душистые прозрачные рыбины. Одних только дымных ароматов и благоуханий с умопомрачительными вкусами мяса и трав Берё различал двадцатки двадцаток. Хотелось без остановки бежать и бежать им вослед.

Знахарка тянулась за собакой на поводке, прижимая к груди кривоватый туес. Он виделся ей красивым и достойным выгодного обмена, хотя сейчас о нем не думалось. Невозможно о чем-то думать, лавируя между людьми, будто среди деревьев в лесу. Тут не свалить бы кого и самой не упасть.

От многоголосого гвалта закладывало уши и давило под скулами. Эмчита на бегу поругивала себя: ей ли, слепой старухе, соваться в этакую кутерьму? И оправдывалась перед собою: этот базар у нее, возможно, последний. Не всем везет топтать тропы Орто так же долго, как вездесущий дед Кытанах, нисколько не утерявший интереса к жизни. Он, несомненно, уже бродил где-то по пестрым рядам.

Тотчас же до Эмчиты донесся голос его напарника Мохсогола:

– Не расслышал я, к чему слеподырым прислоняться-то надо?

Кытанах не замедлил что есть силы проверещать:

– Повторяю для особо глухих тетерь: на юге, в десяти ночлегах конного пути отсюда, есть прозрачная скала, что излечивает болезни глаз. Если прижаться к ней лицом и так постоять с полдня, зрение может вернуться. Мне открыли это по большому секрету, так что и ты никому не проболтайся!

– Стой, – велела Эмчита собаке, – дай послушать, что за скала.

– А если ушами к скале прижаться? Не возвратится ли острый слух, как думаешь? – долетело до знахарки взволнованное восклицанье Мохсогола, и голоса, отдалившись, угасли.

– Что за взбалмошный пес! – рассердилась на Берё Эмчита. – Прекрати тащить меня, будто вол груженые сани!

Берё остановился и завертел головой, ловя носом вкусные волны запахов. Морда его сияла блаженством. Слепая прислушалась и поняла, что находится в промысловом ряду. Здесь предлагали рыболовецкие и охотничьи снасти.

От новых засек и самоловов несло не успевшим выветриться железом, распаренной лозой веяло от сплетенных к базару верш. Одни мастера, не теряя времени даром, с сухим шорохом сучили на камне волосяные нити. Другие с привычной сноровкой вязали озерные и речные сети: с ячеями в три перста – на карася, в четыре – на язя, в пять – на осетра. Лязгали ножницы, обрезая лишние концы узелков, шуршали, встряхиваясь, веревки-тетивы.

Эмчита двинулась туда, где витал сладковатый дегтярный дух. Там можно было найти все, что умеют делать северяне из дерева и бересты – от посуды до урас. Легкие руки слепой касались нагретых солнцем столешниц, ершистых букетов волнистых ытыков и кумысных рожков; ребристых столбцов поставленных друг на друга мис и чаш, выточенных из древесных наплывов и белой березовой плоти.

Послышались голоса вскормыша Лахсы Атына и тонготского берестянщика, чей род часто кочевал возле Элен. Мальчик задумал вырезать в подарок сестрице головной обруч из бересты. Мастер согласился подсобить.

Визгливо скрипнуло заостренное косулье копытце для тиснения узоров, но берестянщик вдруг остановился и издал восхищенный возглас:

– Четырехглазая собака!

Берё, отлиняв недавно, стал очень красив. Знахарка знала, что шерсть на его груди посветлела, сделалась почти белой, а по серому меху спины протянулся темный «ремень».

– Эмчита, – окликнул тонгот, – не в волчьем ли логове ты нашла своего вожатого?

Сообразив, что человек говорит о нем, Берё насторожил широко расставленные уши.

– Такого красавца, конечно, ни на что не променяешь, – вздохнул берестянщик.

– Друзей не меняют, – обронила слепая.

– Тогда одолжи на время, с сукой моей случить.

Не дождавшись ответа, тонгот не обиделся и попросил:

– Покажи туес.

Люди саха обычно прошивают бересту волосяными нитками снаружи, а тонготы – сухожилиями с изнанки. На этом же туесе швы были схвачены без всяких ниток мудрено выплетенным замком. Умельца заинтересовало хитрое витье.

– Может, тебе ведро нужно? Какое хочешь выбирай за свой туесок.

– Возьму, пожалуй, ту штуковинку, которую ты завершил до того, как начал помогать мальчику с головным украшеньем, – сказала Эмчита.

Мастера переглянулись. Верно говорят: есть у этой старухи невидимый глаз на лбу! Тонгот с почтением вложил в руки знахарки красивый ларец для рукоделья. Для зрящей наитием Эмчиты не жалко нарядной вещицы.

Сверкающие пластинки каменной воды, вставленные в прорези крышек и стенок ларца, на прощание пустили по берестяному ряду стайку солнечных зайчиков. Слепая побрела дальше, где Хозяйки Круга торговали чашами и горшками.

Лучистые блики-пятна растекались по узорным бокам глиняной посуды каплями топленого масла. Стенки сквозили чуть красноватым нутряным светом, словно сосуды таили в себе огонь – столько в них было вложено глубокого солнца.

Берё настороженно принюхался. Все слабые и крепкие запахи, какими только был напоен густой воздух Эрги-Эн, бешено клубясь, с дикой скоростью неслись в одном направлении – к ноздреватым камням, что серой грудой лежали у ног почтенных старух.

– Вбирающие запахи камни, – объяснила Эмчита псу и, безошибочно определив рост Второй Хозяйки, улыбнулась ей в лицо.

– Да, мудрый Берё, они питаются запахами, – засмеялась та и принялась втолковывать какой-то женщине: – Приткнешь такой камень в угол коровника, и наутро навозное зловоние исчезнет. Месяц спустя промой в проточной воде и снова клади.