Артистка - Юлия Монакова

Белецкий играл в постановке главную роль – Александра Андреевича Чацкого, ну и в остальном актёрский состав был весьма «звёздным». Спектакль пользовался популярностью, поэтому цены на места поближе к сцене были баснословно дорогими. Вика купила себе билет на шестнадцатый ряд, утешившись тем, что у неё хорошие зрение и слух. Можно было, конечно, и вовсе не ходить на представление, а просто подождать Александра у служебки после окончания спектакля. Но Вика решила, что сходить стоит. В конце концов, она так давно не была в театре… Ну, и ужасно хотелось увидеть Белецкого в действии, на сцене.

Спектакль ей понравился. Кажущаяся на первый взгляд нелепость сочетания классического текста и современных костюмов с декорациями не вызывала отторжения: напротив, этот контраст только усиливал ощущение того, что со времён комедии Грибоедова в обществе мало что изменилось. Многие фразы были применимы к современности даже без редактуры. «Что нового покажет мне Москва? Вчера был бал, а завтра будет два…» Или диалог Чацкого с Фамусовым:

– Не поминайте нам, уж мало ли крехтят!

С тех пор дороги, тротуары,

Дома и всё на новый лад.

– Дома новы, но предрассудки стары.

Порадуйтесь, не истребят

Ни годы их, ни моды, ни пожары.

Белецкий был великолепен в роли Чацкого – интеллигентный, язвительный, остроумный, стремительно-порывистый в движениях и в чувствах… Каждое его появление на сцене публика встречала радостными аплодисментами – ему вообще досталось больше всего оваций. Оглядевшись по сторонам, Вика сделала вывод, что большая часть зрителей пришла сегодня именно «на Белецкого», несмотря на замечательный в целом актёрский состав спектакля.

В устах Александра привычные фразы комедии заиграли совершенно по-новому, приобретая особый смысл. Когда он высказывался о Молчалине: «А чем не муж? Ума в нём только мало; но чтоб иметь детей, кому ума недоставало? Услужлив, скромненький, в лице румянец есть…» – публика рыдала от смеха. Когда же Чацкий предавался невесёлым размышлениям о Москве и ветрености своей возлюбленной, трудно было сдержать слёзы.

– Душа здесь у меня каким-то горем сжата,

И в многолюдстве я потерян, сам не свой.

Нет! недоволен я Москвой.

…Ну вот и день прошёл, и с ним

Все призраки, весь чад и дым

Надежд, которые мне душу наполняли.

Чего я ждал? что думал здесь найти?

Где прелесть эта встреч? участье в ком живое?

Крик! радость! обнялись! – Пустое.

Вике казалось, что у Белецкого с этим спектаклем связано что-то личное, какие-то особые чувства или ассоциации. Во всяком случае, он был невероятно убедителен в роли Чацкого: с трудом верилось в то, что это всего лишь игра. Впрочем, может быть, это и отличало просто способного артиста – от истинного гения?..

К заключительному монологу Чацкого атмосфера накалилась до предела; у Вики по спине бегали мурашки, когда она всматривалась из глубины зрительного зала в страдающее, разочарованное, отчаявшееся и такое прекрасное лицо.

– Вы правы: из огня тот выйдет невредим,

Кто с вами день пробыть успеет,

Подышит воздухом одним,

И в нём рассудок уцелеет…

На финальном поклоне артистов завалили морем цветов. Белецкому дарили сплошь розы – роскошные, благоухающие на весь зал букеты, каждый из которых стоил раз в десять больше Викиной стипендии. Она пожалела, что пришла без цветов; хотя, конечно, смешно было бы конкурировать с этим великолепием…

В гардеробе образовалась такая очередь, что Вика испугалась: она могла проворонить Александра, дожидаясь своего пальто. Получив из рук гардеробщицы верхнюю одежду, она не стала утруждать себя одеванием, а резво рванула прямо к выходу – нужно было обежать театр слева направо, против часовой стрелки, чтобы оказаться возле служебного входа (она уже провела разведку, как только приехала). На ходу просовывая руки в рукава, Вика старалась привести в порядок участившееся дыхание. Сердце колотилось от страха, как у загнанного зайца; было и жутко, и радостно – неужели она сейчас его увидит?..

Возле служебки толпился народ. Не много – человек пятнадцать, но всё же этого было достаточно, чтобы Вика слегка растерялась. Ей как-то не приходило в голову, что не одна она может оказаться такой сообразительной и подстерегать кумира после спектакля.

Среди ожидающих преобладали молодые девушки. Этих Вика опасалась больше всего, уловив хищное выражение лиц каждой из них – уж они-то не собирались сдаваться без боя и, если надо, стали бы расчищать дорогу к артисту локтями.

– Ой… привет, – услышала она вдруг недоверчиво-удивлённый возглас, и кто-то дёрнул её за рукав.

Вика повернулась на зов и обнаружила двух своих старых знакомиц – фанаток из поезда, которых они с Даней подвозили до Ялты. Лица их она помнила прекрасно, а вот имена, как назло, напрочь выветрились у неё из головы.

– Привет, девчонки, – осторожно ответила она.

– Узнала нас? – Одна из девушек – та, что повыше и похудее – шмыгнула замёрзшим носом. – Мы с Алёнкой ехали с тобой в одном поезде. А потом ещё в Ливадии встретились… – Она многозначительно стрельнула глазами на свою пухлую подругу. Ну да, это Алёнка, конечно же!.. Алёнушка, вспомнила Вика. А худая – это Ольга. Теперь в голове совсем прояснилось.

– А ты что здесь делаешь? – спросила Алёнушка, сморщившись так, словно у неё болел зуб. – Заделалась фанаткой Саши?

Странно, подумала Вика, с чего они обе так кривят рожи – кажется, она ничего плохого им не сделала… неужели же дуются за тот эпизод, когда Белецкий уехал вместе с ней в машине? Но она ведь была там не одна, народу набилось – полный «жигулёнок»…

– Хочешь попытаться пробиться к Саше? – спросила Ольга неприязненно и высокомерно. До Вики вдруг дошло, в чём причина такой холодности: тогда, в Ялте, хозяйкой положения была именно она, а теперь хозяева – девчонки. Судя по всему, у них тут своя «мафия», они регулярно дежурят у театров, чтобы выловить Белецкого. И они не простят ей старого унижения…

– Мне он… нужен по делу, – отозвалась она, стараясь говорить не слишком оправдывающимся тоном.

– Ну-ну, – Алёнушка скептически поджала губы. – Деловая такая – спасу нет…

Она не успела докончить свою тираду, поскольку возле служебного входа началось движение. Вся толпа вдруг резво ломанулась к двери, девчонки восторженно завизжали. Вика сообразила, что появился Белецкий. Поняли это и Ольга с Алёнушкой, поскольку, мгновенно потеряв к Вике всякий интерес, помчались по направлению к кумиру. Через пару мгновений он уже был окружён плотным кольцом своих сумасшедших фанаток.

«Что же мне делать?» – растерялась Вика. Пробиваться сквозь этот кордон поклонниц было невыразимо стыдно. А что, если он подумает, что она – одна из них? «А разве это не так? – усмехнувшись, язвительно спросил внутренний голос. – Что за самомнение? Чем ты лучше этих, чем отличаешься от влюблённых дур-фанаток? Или ты тешишь себя иллюзией, что у вас с ним – “особые” отношения?..»