Пальмы в снегу - Лус Габас

Глядя на сжатые губы Килиана, Хакобо попробовал вспомнить момент, когда они начали отдаляться друг от друга. Раньше младший брат постоянно задавал ему вопросы и с трепетом слушал ответ. Раньше… Килиан больше не нуждался в нем, отец умирал, и Хакобо чувствовал себя одиноким. Во всем виноват проклятый остров. Он поймал их в невидимую сеть и прикончит всех, как проделывал раньше с другими.

– Ты стал упрямым, Килиан. Оставь отца в покое, ты слышишь меня?

– Я дал согласие, Хакобо, и не собираюсь возвращаться к этому, – твердо ответил Килиан.

– Ну, мы еще посмотрим.

У Антона были короткие минуты просветления, когда он мог поговорить с Хосе и сыновьями, особенно Килианом, который почти не покидал его. Возможно, впервые в жизни они говорили без стыда об очень личных вопросах. Бесконечное расстояние до дома, ненастная июньская погода и уверенность в близком прощании давали раскованность, несвойственную горцам.

– Килиан, тебе не нужно торчать здесь все время, – сказал Антон, когда братья пришли вдвоем. – Ты не можешь бросить свою работу. Иди с Хакобо, сынок.

Хакобо казалось, что стены больницы рушатся вокруг него. Ему тяжело было находиться с отцом, и он предпочитал прикрывать Килиана на работе, чтобы избежать мучительных сцен.

– Нет, папа, я не уйду. Там вполне могут обойтись без меня, до урожая далеко. Кстати, представляешь, мне кажется, что с каждым годом стручки становятся больше…

– Мне здесь хорошо, мальчики, – заявил Антон со всей возможной уверенностью. – Медсестры заботятся обо мне, особенно дочь Хосе. Ты видел ее глаза, сынок? Они почти прозрачные…

Килиан кивнул. Еще бы ему не знать. Когда бы она ни появлялась в дверях, его настроение пусть чуть-чуть, но улучшалось. В остальное время он был подавлен и напуган. Не то чтобы он боялся смерти, но мысль о том, что отец на его глазах испустит последний вздох, заставляла вздрагивать. Мать справилась бы лучше. По крайней мере, с большей любовью.

Он постоянно думал о Марианне и Каталине. Домой он отправил телеграмму, чтобы сообщить о состоянии отца. Пока он писал ее – плакал, но перед отцом не мог допустить слез.

– Килиан?

– Да, папа.

– Тебе придется взять на себя заботы о семье и доме. Ты более ответственный, чем Хакобо. Обещай мне.

Килиан согласился, не осознавая серьезности обещания. В сущности, ничего особенного: он будет управлять поместьем Рабалтуэ, как его родители и как их родители прежде.

– Почему ты вернулся, папа, если чувствовал себя плохо? В Испании хорошие врачи. Тебе было бы комфортно дома.

Антон помолчал, прежде чем ответить.

– Ну, как слоны, я выбрал свое место, чтобы умереть. Я провел здесь столько лет, что это кажется мне правильным. Эта земля дала нам много, сынок. Больше, чем мы дали ей.

Килиана это не убедило.

– Но папа… подумай о маме…

– Не знаю, поймешь ли ты, если я попытаюсь объяснить.

Килиан слышал эти слова много раз в жизни.

– Попробую.

Антон закрыл глаза и вздохнул.

– Килиан, я не хотел, чтобы твоя мама видела мое безжизненное тело. Вот так просто.

Килиан похолодел.

– Мы с твоей мамой, – продолжил Антон, – любили друг друга. Очень, даже несмотря на расстояние. Когда мы прощались, мы оба знали, что больше не увидимся. В словах не было нужды. Бог пожелал, чтобы я ушел первым. И я благодарен Ему за это…

Голос сорвался. Отец моргнул, взгляд затуманился.

– Я немного отдохну, сынок.

Килиан зажмурился. Больше всего в эту минуту ему хотелось оказаться в долине, чтобы мать приготовила рагу из кролика или из горного козла, но тогда непременно с шоколадным соусом, а на десерт выпекла булки в форме колечек, как в праздничные дни… чтобы отец привез им подарки из далекой жаркой страны, чтобы сестра жаловалась на его шалости, уперев руки в бока, и чтобы брат позволил ему пройтись по краю тропинки в горах, где дух замирает от высоты; он хотел съесть кусок хлеба с сахаром и сливками, и чтобы снег скрыл осенний мрак.

Когда его отец уйдет, он будет нести ответственность за семью. Может, он и хотел бы быть похожим на Хакобо, который прогонял горе с помощью пары стаканов маламбы, виски или бренди. Но он был не таким.

Килиан подпер голову руками, и по его спине пробежала дрожь. Душа тосковала по снегу.

Он становился старше, но был напуган. Этого страха он не знал в горах.

Дверь открылась, и Килиан с надеждой поднял глаза, но это был Хосе; он подошел и нежно сжал руку Антона.

– А, Хосе, мой верный Хосе! – Антон открыл глаза. – Ты тоже здесь. А что с твоим лицом? – Он попытался улыбнуться. – Ну же, Хосе, мне повезло больше, чем туземцам. – Затем он повернулся к Антону. – Знаешь, Килиан, что делают буби, когда кому-то очень плохо? Они отводят заболевшего в хижину рядом с деревней и оставляют там. Каждый день приносят ему жареный банан или батат, немного пальмового масла, воду… Так продолжается, пока смерть не кладет конец страданиям человека. – Отец замолчал, ему было сложно так долго говорить, а потом продолжил: – Я услышал это от одного миссионера, который провел много лет среди буби. Скажи мне, Хосе, это правда?

– Правда, Антон. Но духи всегда с нами, в хижине или в больнице. Мы никогда не бываем одинокими.

Антон снова слегка улыбнулся и закрыл глаза.

Килиан прислушался – за стенкой шел разговор на повышенных тонах.

– Отец Рафаэль спорит с доктором, – шепнул Хосе. – Твой брат сказал ему, что мы подумываем о том, чтобы позволить нашему колдуну лечить Антона.

Килиан нахмурился и пошел в кабинет Мануэля. При его появлении мужчины сразу замолчали. Мануэль сидел за столом, Хакобо напротив него, отец Рафаэль стоял у окна.

– Есть проблемы? – спросил Килиан.

– Да, есть, Килиан, – ответил отец Рафаэль, и его щеки покраснели от гнева. – Вы должны знать, что я крайне недоволен тем, что кто-то из колдунов или как их там… знахарей собирается приблизится к твоему отцу. Он в руках одного и истинного Бога.

Килиан бросил на брата испепеляющий взгляд и возразил:

– Мой отец… наш отец… провел всю свою жизнь между Пасолобино и Фернандо-По. Я не понимаю, почему он не может попрощаться с этим миром в обеих традициях.

– Потому что это неправильно! Ваш отец всегда был хорошим католиком. То, что вы хотите сделать, абсурдно!

– Если бы мама была здесь, – вмешался Хакобо, – она бы объяснила тебе.

– Но ее здесь нет, Хакобо! – крикнул Килиан.

Внезапно утомленный, он сел на стул, понизил голос и спросил:

– Есть ли закон, запрещающий черным молиться за спасение белой души?

– Нет, такого нет, – недовольно ответил отец Рафаэль, сложив руки на большом животе. – Но вы держите в уме другое, Килиан. Вы думаете не о молитве – вы хотите, чтобы черный колдун вылечил вашего отца. Вы усомнились не только в работе врачей, но и в воле Божьей. Это грех, сын мой. Вы бросаете вызов Богу. – Он повернулся к врачу. – Мануэль, скажи ему, что это все… совершенно неразумно!