Как устроен мир на самом деле. Наше прошлое, настоящее и будущее глазами ученого - Вацлав Смил

Ускорение темпов глобализации после 1990 г. обусловливалось не только появлением более совершенных технических средств; оно было бы невозможным без серьезных политических и социальных перемен, в первую очередь возвращения Китая в международную торговлю в 1980-х гг., а также распада (в период с 1989 по 1991 г.) советской империи. Это значит, что высокая степень глобализации, достигнутая в первые два десятилетия XXI в., не была неизбежной и что она может быть ослаблена будущими событиями. До какой степени (почти незаметно или существенно) и как быстро (стремительно из-за столкновения ведущих мировых держав или постепенно по мере смены поколений) — это предсказать невозможно.

Многое уже не исправить. Большая часть последствий глобализации, особенно многочисленные изменения, случившиеся при жизни двух последних поколений, останутся с нами. Сегодня слишком много государств зависят от импорта продовольствия, а самообеспечение всем сырьем невозможно даже для самых крупных стран, поскольку ни одна страна не обладает достаточными запасами минералов, необходимых для ее экономики. Великобритания и Япония импортируют больше продуктов питания, чем производят, у Китая нет столько железной руды, сколько требуется для ее доменных печей, США покупают многие редкоземельные металлы (от лантана до иттрия), а Индии хронически не хватает сырой нефти[367]. Очевидные преимущества массового производства не позволяют компаниям собирать мобильные телефоны в каждом городе, где они продаются. И миллионы людей по-прежнему захотят успеть до конца жизни увидеть знаменитые достопримечательности в дальних уголках мира[368]. Более того, быстрые изменения непрактичны и обойдутся очень дорого. Например, рынок потребительской электроники серьезно пострадает, если Шэньчжэнь вдруг перестанет быть крупнейшим мировым центром производства портативных устройств.

Но история напоминает нам, что текущее положение дел вряд ли просуществует несколько поколений. Еще в начале 1970-х гг. британская и американская промышленность была мировым лидером, но где теперь металлообрабатывающие предприятия Бирмингема или сталелитейные заводы Балтимора? Где громадные бумагопрядильные фабрики Манчестера или Южной Каролины? В 1965 г. на «большую тройку» в Детройте приходилось 90 % американского автомобильного рынка, а сегодня — меньше 45 %. До 1980 г., когда Шэньчжэнь стал первой специальной экономической зоной Китая, это была маленькая рыбацкая деревушка; теперь это мегаполис с населением больше 12 миллионов человек. Какую роль он будет играть в 2050 г.? Масштабный и быстрый откат от текущего состояния невозможен, но восторги по поводу глобализации в последнее время поутихли.

Ускоренная деиндустриализация Северной Америки, Европы и Японии, перенос производства в Азию, в частности в Китай, — вот главная причина этой переоценки[369]. Перенос производства принес с собой многочисленные перемены, от забавных до трагичных. К первой категории можно отнести тот абсурдный факт, что Канада, страна с самой большой среди развитых стран площадью лесов на душу населения, импортирует зубочистки и туалетную бумагу из Китая, где лесные массивы составляют лишь малую долю от безбрежных северных лесов Канады[370]. Но эти перемены привели и к трагедиям, например к росту смертности среди белых американцев среднего возраста, не имеющих высшего образования. Доказано, что потеря почти 7 миллионов рабочих мест (хорошо оплачиваемых) после 2000 г. — в основном из-за глобализации, поскольку производство переносилось в Китай, — была главной причиной гибели отчаявшихся людей в результате самоубийств, передозировки наркотиков, разрушения печени алкоголем[371].

Теперь у нас есть надежное количественное подтверждение, что поворотный пункт в глобализации наступил в середине 2000-х гг. Это событие заслонил серьезный экономический кризис 2008 г., но проведенный компанией McKinsey анализ цепочек создания стоимости (взаимосвязанная деятельность от разработки до розничной торговли, предлагающей готовые продукты) для 23 отраслей в 43 странах за период с 1995 по 2017 г. показывает, что в цепочках создания стоимости для производства товаров (все еще медленно растущих в абсолютных величинах) значительно уменьшилась доля внешней торговли — экспорт сократился с 28,1 % валовой продукции в 2007 г. до 22,5 % в 2017 г.[372]. Второй важный вывод из этого исследования, на мой взгляд, состоит в том, что вопреки распространенному убеждению только порядка 18 % мировой торговли товарами теперь определяются стоимостью рабочей силы (кадровым арбитражем) и во многих цепочках в 2010-х гг. доля этого фактора уменьшалась; в настоящее время глобальные цепочки создания стоимости все больше ориентируются на знания и высококвалифицированный труд. Исследование ОЭСР также показывает, что расширение глобальных цепочек создания стоимости остановилось в 2011 г., а затем последовал небольшой спад из-за сокращения торговли промежуточными товарами и услугами[373].

Прибавьте к этому (оправданные или преувеличенные, содержательные или демагогические) страхи по поводу влияния глобализации на национальный суверенитет, культуру и язык, растворения дорогой сердцу непохожести на других в коммерческом однообразии (угрозы самые разные, от вездесущности американских заведений быстрого питания до неконтролируемой силы социальных сетей), а также беспокойство, что вместо выгод, обещанных глобализацией, мы получим усиление экономического и социального неравенства. Даже осторожного подтверждения этих реальных и воображаемых негативных последствий достаточно, чтобы поставить под сомнение дальнейшее усиление процесса глобализации, и пандемия COVID-19 в 2020 г. усилила эти настроения.

Аргументы в пользу возвращения производства из-за рубежа, чтобы обеспечить его гибкость и ослабить ущерб от внезапных трудностей, не новы. Расширение глобализации и деятельность международных компаний подвергались критике начиная с 1990-х гг., а в последнее время эти настроения стали причиной электорального раскола в некоторых странах, в первую очередь в Великобритании и США[374]. Но по мере разрастания пандемии COVID-19 самые разные организации начали публиковать аналитику и призывы к реорганизации глобальных цепочек поставок. ОЭСР рассматривала варианты политики для создания более гибких производственных цепочек, которые будут меньше зависеть от импорта из отдаленных мест и которые окажутся более устойчивыми к перебоям в международной торговле. Конференция ООН по торговле и развитию обсуждала возвращение производств из Азии в Северную Америку и Европу и переход к более коротким и менее фрагментированным цепочкам создания стоимости — от разработки до производства и дистрибуции в одной стране или в одной экономической единице, — что приведет к большей концентрации добавленной стоимости. Страховая компания Swiss Re выпустила доклад о снижении рисков в глобальных цепочках поставок (восстановление равновесия для усиления гибкости). Брукингский институт рассматривал возвращение из-за границы современных производств как наилучший способ создания высокооплачиваемых рабочих мест[375].

Сомнение в глобализации и ее критика не ограничивались чистой идеологией, и пандемия COVID-19 предоставила убедительные аргументы, основанные на вполне обоснованных сомнениях в основополагающей роли государства для защиты жизни его граждан. Эту роль трудно исполнять, когда 70 % мирового производства медицинских перчаток сосредоточено на одной фабрике, а такую же или даже большую часть не только других средств индивидуальной защиты, но и главных компонентов лекарств (антибиотиков, гипотензивных препаратов) поставляет небольшое число производителей из