Дури еще хватает - Стивен Фрай

В написанной Хью Виккерсом биографии королевы Елизаветы рассказывается хорошо известная при дворе история. Королева любила розыгрыши. Как-то вечером после обеда в ее любимом замке Мэй — он стоит на самом севере Шотландии, в Китнессе, — королева и прочие дамы, оставив, как водится, мужчин за портвейном, решили, что получится очень весело, если все они спрячутся за портьерами, а когда мужчины, насладившись портом и сигарами, выйдут, наскочат на них.

Сэр Мартин, вышедший первым, сказал (а голос у него был громкий): «Слава богу, похоже, бабье уже дрыхнуть завалилось».

Я познакомился с ним потому, что он был записным благотворителем театров Вест-Энда, — иначе как ангелом его там не называли. А для нашего мюзикла «Я и моя девочка» он стал просто-напросто золотой жилой, да еще всегда и за все нас благодарившей. Однажды он пригласил меня и Роуэна Аткинсона (также хорошо его знавшего) на ленч в свой клуб, «Бакс». И там, над яйцами чаек и спаржей, признался, что пригласил не просто так, но с задней мыслью.

— Позавтракать с вами, ребята, конечно, одно удовольствие, но я хочу попросить вас кое о чем. Вы знакомы с вдо́вой герцогиней Аберкорнской?

Мы оба со всей почтительностью признались, что удовольствия познакомиться с ней не имели.

— Нет? Ну ладно. Она уже многие годы состоит во фрейлинах королевы Елизаветы. В июле ей исполняется восемьдесят лет, и мы — иными словами, королева Елизавета — хотим отпраздновать ее день рождения в «Кларидже». Вот я и подумал, может, вы могли бы устроить там небольшое представление? Музыканты у нас уже есть, но ведь и комедианты всем по душе.

Мы с Роуэном, переварив услышанное, обменялись красноречивыми взглядами. За год до этого мы с ним совершили набег на Ближний Восток, произведя то, что на языке Роуэна именовалось «ограблением банков». Мы оба играли его «Моноспектакль» (забавное название) в Бахрейне, Абу-Даби, Дубае и Омане, подслащивая жизнь вынужденно покинувших Британию сотрудников нефтяных компаний высококачественными и весьма дорого обошедшимися им комическими представлениями. То есть программа у нас имелась.

Но имелись и сомнения, каковые Роуэн и высказал в выражениях почти совершенных.

— Видите ли, — сказал он, — материал у нас есть, н-но, если возраст публики будет таким же, как у герцогини и королевы-ма… королевы Елизаветы, кое-что из него может показаться ей…

— Непристойным? Чрезмерно смачным? — Звучный голос сэра Мартина эхом отразился от всех поверхностей обеденной залы клуба, заставив содрогнуться столовый хрусталь. — На сей счет не волнуйтесь. Сортирный юмор по душе королевской семье. Естественно, я не имею в виду совсем уж грубую матерщину.

— Ну да, конечно, — сказал Роуэн и не без труда сглотнул, уставясь в тарелку. — Еще бы.

Будучи преданным слугой, не предрасположенным к сплетням, сэр Мартин, однако, не смог не рассказать мне одну историю о своей работодательнице. Как-то утром она сказала ему в одной из верхних гостиных Кларенс-Хаус:

— Мартин, по-моему, наш телевизор выходит из строя. Может быть, нам стоит завести новый?

— Я посмотрю, что с ним, мэм.

И действительно, по экрану телевизора — то было много лет назад — бежала сверху вниз горизонтальная полоска, вечная беда электронно-лучевых трубок.

— Я позвоню любезным джентльменам из «Харродза», мэм, и, пока вы будете завтракать, они установят новый.

— Прелестно, Мартин. Вы ангел.

Разумеется, все происходило задолго до не такой уж и холодной войны между королевским двором и «Харродзом» Мохаммеда аль-Файеда.

После ленча королева-мать — прошу у нее прощения, королева Елизавета — приковыляла наверх, чтобы посмотреть трехчасовые новости из Чепстоу или что-то еще, и увидела сэра Мартина, гордо стоявшего рядом с новеньким, очень большим телевизором.

— О, какая роскошь! — сказала королева Елизавета.

— Да, мэм, и сейчас я покажу вам нечто особенное.

— О, давайте, давайте!

— Как вы могли бы заметить, кнопок переключения каналов у этого телевизора нет.

— Да что вы? — огорчилась королева. — Они забыли кнопки поставить? Какой ужас!

— Никак нет, мэм. Видите, там, на столике, рядом с вашим джином и дюбонне, лежит серый коробок?

— О, и что же это такое?

— Это называется «пультом дистанционного управления», мэм. Если позволите… Я нажимаю кнопку «один», и телевизор показывает первый канал Би-би-си. Нажимаю «два» — получаю второй. Нажимаю «три» — получаю Ай-ти-ви. Понимаете?

— Как умно! — одобрительно улыбнулась королева Елизавета. — И все-таки, я думаю, проще будет позвать слугу.

За несколько десятилетий я получал немало просьб прочитать лекцию, провести ту или иную дискуссию, выступить на какую-либо тему, и в большинстве случаев мне удавалось отвертеться. Однако по временам тема оказывалась настолько привлекательной, какое-то движение до того близким моему сердцу, а ежедневник мой столь удивительно и непривычно пустым, что я чувствовал себя просто обязанным извергнуть затребованный поток слов. Так, несколько лет назад я выступил в лекционном зале Королевского географического общества. Приведу здесь подчищенное вступление к моей речи, дабы последовательно изложить некоторые мои мысли об Америке — стране, к которой я проникался все большей привязанностью и которую старался навещать как можно чаще.

Спасибо. Большое спасибо. Боже милостивый. Ну и ну. Вот мы и здесь. Собрались в том самом зале, где Генри Мортон Стэнли когда-то поведал восхищенному миру о своей исключительно важной встрече с доктором Ливингстоном. Членом этого общества был Чарлз Дарвин, и он тоже читал здесь лекции. В этом зале выступал сэр Ричард Бартон и спикал, если так можно выразиться, Джон Хеннинг Спик. Шеклтон и Хиллари показывали здесь завороженной публике шрамы, оставленные обморожением в укромных местах их тел. В течение ста восьмидесяти, без малого, лет сюда приходили, чтобы рассказать о своих открытиях, путешественники, авантюристы и мореплаватели. Если бы только школьные учителя географии, самый презираемый и осмеиваемый класс педагогов, если бы только они уделяли меньше времени рифтовым долинам, геодезическим пунктам и основным предметам индонезийского экспорта и больше тому, что их география позволила создать великолепное Королевское общество, владеющее самым притягательным залом страны. На самом деле, если вспомнить все как следует, одна из причин, по которой я любил этот предмет, состояла в том, что в географическом классе моей приготовительной школы лежали кипы и кипы поблескивавших желтых журналов «Нэшнл Джиографик», которые мы могли свободно листать. В них, среди лоснистых страниц с рекламой сигарет «Честерфилд», седанов «Кадиллак» и виски «Димпл» я впервые увидел, на что может быть похожей Америка, — ну, еще телевизор немного помог. Впрочем, существовала и другая причина, по которой мы набожно просматривали эти журналы…

Прежде чем общество «Нэшнл Джиогрэфик» стало в наибольшей степени известным благодаря своим слабоумным и вгоняющим зрителя в краску стыда цифровым телеканалам, его охватывавшие и антропологическую тематику журналы были — в ту предшествовавшую интернету, «Каналу‑4» и распространению печатной порнографии эпоху — единственными изданиями, в которых любознательный мальчуган мог увидеть цветные фотографии голых людей. За одно только это оно заслуживает благодарности нескольких поколений. Правда, фотографии эти создавали ложное впечатление, что у многих народов мира кое-какие выступающие части тела в точности похожи на тыкву-горлянку, ну да уж ладно…