Бой не вечен! - Василий Головачев

Георгий махнул ему рукой, и волк скрылся.

– Это мой телохранитель. Итак, Егор Лукич, ты все понял?

– Состояние веры…

– Абсолютно справедливо. Состояние в е р ы – в свои силы, в мудрость Природы, в Творца – способно творить чудеса. Тело человека – это по большому счету почти пустое пространство, стоит поверить в это, войти в пространство живы, и тебе не страшен ни один удар. Ни клинок, ни пуля вреда тебе не принесут. Не пробовал проходить сквозь стены?

– Нет, – пробормотал Крутов. – До такой степени моя вера не распространяется…

– Сейчас потренируемся. А ловить пули руками не пытался?

– Научишь?

– Этому роду Истины не учатся, сын мой, ее припоминают, когда Бог этого пожелает.

– Твоя мысль?

Георгий засмеялся.

– Гермеса Трисмегиста. В его трудах много воды, но встречаются поистине мудрые изречения. До ловли пуль руками ты должен дойти сам. Остальное постигается упорным трудом. Итак, начнем урок?

Егор в задумчивости прошелся по росистой траве, оставляя в ней темный след.

– Если не секрет, чем ты занимаешься в Жуковском районе?

– Много чем, – без удивления ответил Георгий. – Пытаюсь нейтрализовать влияние храмов Черного Лотоса, строю духовную семинарию, в основе которой ведическая философия живы. Маленько воюю с Легионом… А что? Ты подумал, что я тут специально за тобой наблюдаю?

Крутов поднял вспыхнувший взгляд.

– Ты готов?

– Конечно.

– Тогда начнем!

Как и обещал Георгий, баба Евдокия приехала в Ковали в тот же день, после обеда, но к Крутовым сразу не пошла, сначала завернула к родителям Елизаветы, Роману и Степаниде Качалиным. Лишь к вечеру она нанесла визит соседям, сообразуясь с какими-то своими планами и мыслями.

Крутов в это время был еще в Жуковке и узнал о появлении жены деда Спиридона от Осипа, встретившего Егора у калитки.

– Очень самостоятельная старуха, – заявил дядька, помахивая топором; он колол дрова. – Зыркнула на меня, я аж чуть не сел.

– Где она? – У Егора похолодело в груди.

– Ушла уже, боле часа с Лизкой просидела. А об чем говорили – не слышал.

Крутов поставил машину, зашел в дом. Лиза, как обычно, сидела на веранде и грезила с открытыми глазами. На мужа она не обратила внимания, и по ее виду невозможно было судить, подействовал на нее визит бабы Евдокии или не подействовал. Поговорив с ней и услышав односложные «да» и «нет», Егор переоделся и направился к Качалиным. Однако бабы Евдокии не оказалось и там.

– Она ушла на хутор, – сказала суровая Степанида. – Будет ждать тебя с Лизкой к девяти часам вечера.

– Зачем? – не понял Егор.

– Кресить ее будут. Я тоже приду.

– Могу подвезти. Какой хутор имеется в виду?

– Дедилец.

Крутов кивнул. Хутор Дедилец стоял в самой чаще леса, между деревнями Дубрава и Старь, и проехать к нему можно было только по древней гати через Глотово болото. Оставалось непонятным, почему баба Евдокия для обряда очищения выбрала именно этот глухой угол.

Впрочем, это вскоре выяснилось.

Торжественных проводов молодых не было. Баба Аксинья обрядила Елизавету в старинное русское платье с рюшами и кокошником, дед Осип осенил ее крестом, и Егор посадил жену в машину.

Подъезжая к хутору с Лизой, не проявившей особого интереса к поездке, он увидел волка, перебежавшего дорогу, и остановился. Вскоре впереди шевельнулись кусты лещины, к машине вышел Георгий, одетый все в тот же холщовый костюм, что был на нем утром. Поздоровался с Лизой, залез в кабину.

– У гати остановишь, дальше пойдем пешком.

– По-моему, там вполне можно проехать.

– Вокруг хутора раскинут обережный круг, не стоит вызывать его реакцию. Лес технику не любит.

– А что будет?

– Накат будет, – проворчал Георгий. – Если не испытывал его на себе, то и не надо.

– Психический удар, что ли?

– Типа того. На человека, пересекающего круг на машине, не говоря уже о тех, кто является с недобрыми помыслами, падает заклятие, деформирующее все его эфирно-ментальные оболочки. Заклятие качественно ориентировано на страх, болезнь, а то и на смерть, в зависимости от объема злобы.

Крутов остановил машину перед широкой – метра в четыре – гатью, по легендам, проложенной еще триста лет назад и оберегаемой болотницами. Гать действительно выглядела почти новой, бревна и доски лишь потемнели да слегка истерлись под ногами проходивших здесь людей. В детстве Крутов не однажды бывал на хуторе Дедилец и гатью хаживал, но воспоминаний об этом не сохранилось. В болотниц он не верил ни тогда, ни теперь.

Почти не разговаривая, они пересекли болото, прошагали еще около километра в сгущающихся сумерках и вышли к хутору, состоявшему всего из трех домов. По рассказу Осипа жили здесь только старики и старухи общим количеством в пять душ, возраст которых подходил к ста годам, однако деревянные избы с высокими теремными крышами, покрытыми дранкой, казались недавно построенными, ухоженными, будто время обходило это место стороной.

На опушке леса за хатами горел костер, и Крутов с удивлением увидел стоявших группкой людей, в основном женщин. Их было десятка полтора, молодых, постарше и совсем старых, но ни на одном лице Егор не заметил ни уныния, ни скорби, ни грусти. Лица женщин были веселы и будто светились в сумерках, озаренные всполохами костра. Они разговаривали, смеялись, что-то напевали, словно пришли на спевку, а не на обряд кресения, и Крутов невольно оглянулся на приотставшего Георгия.

– Они… поют?

– Кресение – это очищение огнем и духовным пением, – ответил тот, понимая чувства приятеля.

– Но они… смеются!

– А почему они должны плакать? Кто-то верно заметил: печаль есть форма зла. Они пришли очистить душу Лизы от печати Сатаны, вдохнуть в нее жизнь и уверены, что справятся с этим.

Крутов взял жену под руку и подвел к костру. Смех в кружке женщин стих, все повернулись в их сторону. Потом вперед вышла баба Евдокия в старинном русском наряде, взяла Елизавету за руку и повела за собой, жестом приказывая Егору оставаться на месте. Крутов шагнул было за ней, но почувствовал на плече руку Георгия, остановился.

– Не мешай им, – сказал Георгий. – Кресение – это использование энергии богини Рады, то есть «чисто женской» энергии. Мужики в этом процессе лишние.

Девушки подбежали к костру, разобрали горящие ветки и начали поджигать заранее заготовленное круговым валиком сено. Вскоре образовалось огненное кольцо с костром в центре, вокруг которого выстроились женщины постарше. Баба Евдокия что-то спросила у Лизы, проверила, висит ли у нее на шее оберег Марии, и повела ее вокруг костра, обмахивая со спины руками, как крыльями. Потом все женщины взялись за руки, в том числе и Лиза, и запели какую-то народную песню, не веселую и не печальную – странную. Костер вспыхнул ярче, хотя никто веток в него не подбрасывал. И еще интересную деталь подметил зачарованный действом Крутов: запылавшее сено, образовавшее кольцо вокруг центрального костра, должно было прогореть в первые же секунды, но не сгорало! Будто кто-то поддувал в него снизу горючий газ.