Экспонат руками не трогать - Мария Очаковская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А тот несчастный форточник – умер в доме, который намеревался обчистить. Как выяснилось из рассказов сыскарей, в воровском ремесле – это есть самый позор, самое большое унижение…
В последние месяцы жизни отец безуспешно пытался разгадать секрет фигурки и невыносимо страдал, не находя ответа: почему же он жив? почему его самого не постигла та же участь? Значит ли это, что бог Ангра-Майнью пощадил его по каким-то своим неведомым причинам?
Бедный папа, ты не знал и не мог знать ответа. Чтобы узнать его, потребовалось время и новые жертвы. Формула оказалась проста и чудовищна в своей простоте.
Ангра-Майнью не убил тебя, но отнял разум. Suum cuique – каждому свое. Ты получил то, чего больше всего боялся… Я помню, с каким неподдельным страхом ты рассказывал об археологе Неверове, помещенном в «желтый дом», как часто потом в твоих словах звучало пушкинское «не дай мне Бог сойти с ума». У каждого, кто к нему прикоснулся, Ангра-Майнью находит слабое место.
Так же произошло и со мной.
Я старался забыть и никогда не вспоминать черную полосу жизни, наступившую после твоего исчезновения. Спустя месяц шальная пуля на улице убила нашу верную Клавдию Семеновну. Она пыталась выменять на хлеб какие-то теплые вещи. Прошла еще неделя, и арестовали Липу (правда, через три месяца отпустили). Единственное, что нам с Капой тогда оставалось, это бежать за границу, эмигрировать любой ценой. Тем более что сотрудничество с новой властью я посчитал для себя невозможным, подобно заключенному договору из известной трагедии. И тут как раз через знакомых удалось получить весточку от Капиных родственников – ее мать и сестра так и остались на даче в Финляндии. Подкупив кого-то из местных, они договорились о «коридоре». И мы стали собираться, хотя понимали, что выбраться из города и добраться до Ваммельсы будет непросто. Капа на восьмом месяце. За день до выезда у нее начались преждевременные роды. Как же она была истощена и слаба, но Павел Андреевич Домнов сделал все, что мог. Родилась девочка, прожила всего неделю. Потом заболела Капа. Идея побега отпала сама собой. День ото дня ей становилось все хуже. Павел Андреевич сказал, что нужны лекарства. Только тогда я спустился в подвал, отыскал то место, о котором ты писал в своем письме, и выкопал золотого божка. И вот тут, словно по мановению ока, все изменилось. Буквально на следующий день явились двое в черном с мандатом из Москвы. К вечеру появились дрова, хлеб и лекарства для Капитолины – словом, все, что нам было нужно. Им же оказался нужен человек, свободно владеющий арабским, персидским, афгани и турецким.
– Хорошо, пусть временно, – подумал тогда я про себя, – но как только Капа поправится, мы все равно уедем отсюда…
Последовал переезд в Москву, квартира в доме, где работает и электричество, и отопление, продпайки… так и затянуло. Ирония судьбы… чем больше зрело во мне неприятие новой власти, чем сильнее вскипал протест против всего, что они творят с Россией, тем больше подношений получал я в ответ. Взамен на молчаливое согласие меня щедро осыпали подарками и наделяли привилегиями. Они со временем перестали меня радовать, тем более что радоваться в одиночку скучно…
Золотой истукан бьет без промаха, в яблочко, вот и со мной осечки не вышло.
Взять хотя бы вчерашний день – только извлеченный из недр шкафа на белый свет, истукан сразу принялся за свое – настроил против меня сына, теперь в его глазах я – классовый враг.
На часах без четверти пять. Не спится. Думаю, самое время написать о том письме из Оксфорда. И хотя мысли в голове путаются, надо начать по порядку. Примерно год тому назад ко мне в руки попал номер журнала «News of Archeology», относительно свежий, издаваемый частным британским археологическим обществом. Там я случайно наткнулся на статью, посвященную пропавшей экспедиции проф. арх. Спайка. И хотя имя его мне ни о чем не говорило, я заинтересовался. Во-первых, англ. экспедиция исследовала те же районы Северной Персии, что и отец, а во-вторых, совпали сроки – 1914–1916. Финансировал Спайка какой-то лорд, не вспомню имени, страстно увлеченный историей древней Персии. Благодаря подробным отчетам, отправляемым профессором, лорд был всегда осведомлен, чем занимается Спайк и где находится. Последнее полученное им письмо, датированное сентябрем 15-го года, сообщало, что члены экспедиции отправляются в район перевала Нардан (!), это название мне встречалось и в записях отца.
Больше писем от них лорд не получал и забил тревогу, но тогда поиски Спайка ему организовать не удалось – помешала война. А спустя год он умер. Только в середине 30-х об экспедиции снова вспомнили. Словом, след ее обнаружили, опуская подробности, скажу, нашли кое-что из документов и оборудования, что не успели еще растащить местные жители. В живых, разумеется, никого не осталось.
Мне стало любопытно, и я направил в журнал письмо. Имя отца им, наверное, известно, так что не смогут не ответить. Но ответа все не было, признаться, я уже и ждать перестал. Как вдруг, третьего дня, разбирая на кафедре почту, вижу объемный конверт, оксфордский штемпель… Вскрываю (я, разумеется, был не первым, кто его вскрыл), там письмо и свежий номер журнала. Каково же было мое удивление, когда на одной из его страниц я натыкаюсь на рисунок нашего истукана. Рисунок торопливый, без деталировки, но «портретное сходство» несомненно. Под ним подпись: среди бумаг экспедиции проф. Спайка есть несколько рисунков с изображением верховного главы дэвов Ангра-Майнью. В статье, написанной одним из ведущих британских ученых, исследователей доисламской Персии, был проанализирован опыт экспедиции Спайка. В связи с найденными рисунками ученый предположил, что, вероятно, на раскопках древнего святилища, обнаруженного экспедицией, подобная находка имела место. Сказано было также, что одиночные изображения Ангра-Майнью существовали в глубокой древности, но до нас не дошли, что может быть объяснено одиозностью верховного дэва. Поклонники Зороастра находили хитрые способы избавляться от таких изображений из страха перед ними. Ведь просто разрушив или расплавив скульптуру, от него не избавиться. И хотя причина гибели экспедиции проф. Спайка не ясна, писал ученый, исчезновение уникальной находки закономерно… (так ли?)
Теперь в этой истории с золотым истуканом белых пятен практически нет. Круг замкнулся.
20. IX.40 г.
Думаю, времени у меня остается всего ничего. В Наркоминделе предоставили отпуск – при том, что я о нем даже не заикался. В институте исчез из расписания мой курс лекций по древней истории. Вчера пришла до смерти перепуганная Ната. Плачет, говорит, что дворник под величайшим секретом шепнул ей, что, дескать, приходили двое из органов, расспрашивали обо мне. И посоветовал поскорее от меня уволиться.
Не могу сказать, что совсем не испытываю страха. Однако стоило принять решение, и как будто стало легче, хотя одному богу известно, прав ли я, поступив таким образом, или совершил страшную ошибку…
Из Загорянки Кир и Донат выехали только в шестом часу вечера и до Москвы добрались довольно быстро, потому что основной поток машин двигался из города. Сидевший за рулем Малов был оживлен и настроен на беседу. С его точки зрения, дачная авантюра, от участия в которой он поначалу отказывался, завершилась успешно, да и соседка «мисс Флетчер», как он про себя окрестил Катю, оказалась очень приятной дамой. Малов пытался разговорить приятеля, но тот, погруженный в раздумья, курил третью подряд сигарету, отвечал односложно и как-то невпопад.