Задорная мандаринка - Амалия Март

— Мандаринка, — запускает он пятерню в волосы. — Ты издеваешься сейчас надо мной? Просто мне кажется, я на грани нервного срыва, и ты забиваешь в мой гроб последний гвоздь. Ты же сама только что сказала, что все, что вчера было, только из-за алкоголя! — последние слова он уже выкрикивает, гневно размахивая руками.

— Подожди, — доходит до меня. — То есть, мы с тобой… — показываю я пальцами то на него, то на себя. — Просто я ничего не помню…

— В смысле, ты не помнишь? Ты офигела, Мандаринка?! — орет как потерпевший.

— Ой, чья бы корова мычала, Хромов… — не отстаю по уровню децибел.

— Объяснись! — гремит этот потрясающий мужчина совсем близко от меня.

— Три месяца назад. "Подвал". Блондинка в твоей постели. Ничего не припоминаешь?

Смотрю на него исподлобья. Ярость, которая так и не ушла до конца за его скотское поведение, так и бурлит внутри. Хочу врезать ему по мордасам, но он выглядит так, словно уже получил знатный хук справа. Помнит…Не ожидал скот???

— Да, это была я!!!

Инна.

Лицо Хромова — образец абстракционизма. Где-то перекосило, где-то расплылось в лихорадочной улыбке. Глаза навыкате блестят смесью эмоций, которые мне не распознать. Задираю голову повыше, грудь вперед, руки в боки, глаза в потолоки, не дам себя тут крайней выставить!

Илья — скот — Геннадьевич выходит из ступора довольно быстро и, не смотря на мой воинственный вид, надвигается решительной скалой. Убьет. На этот раз точно убьет. В состоянии аффекта, и прав, его оправдают! Но спокойно стоять и дожидаться расправы — не наши методы! Быстро ныряю в свою комнату, но закрыть дверь не успеваю, мощная ладонь останавливает ее в сантиметрах от порога.

С визгом бросаюсь через кровать и хватаю со стола одну из коал. Черт, мягковата! Ноут — жалко. А вот степлер вполне сойдёт за оружие самообороны! Разворачиваю его, как видела в каком-то американском фильме, и резко сжимаю — в скота летят прессованные скрепки. Пиу-пиу, получай, Хромов!

Скот, однако, кажется совсем не впечатленный от прилетающих в лицо железяк, лишь тихо смеётся и в один огромный шаг преодолевает расстояние между нами. И вот — степлер на полу, а я на кровати, в объятия настоящего психопата. Он крепко сжимает меня своими ручищами и буквально нападает на мой рот. Я молочу его ладонями по спине, но это словно стену колошматить — результат 0,01 %. Тем временем Хромов переходит к коротким жалящим поцелуям щек, скул, шеи.

— Отпусти меня сейчас же! — ору я. Злая, возбужденная.

— Замолчи, Мандаринка. Просто заткнись. — Посмеивается он. — Два дебила достойные друг друга…

Его руки забираются под футболку, нащупывают застежку от бюстгальтера и точно и аккуратно ликвидируют препятствие.

— Я заставлю тебя все вспомнить, — шепчет он, приподнимаясь надо мной на локтях. — Заставлю снова сказать те слова…

От жаркой волны, что расходится в местах, где его руки гладят мою кожу, я совершенно теряю нить разговора. Какие слова? Что вспомнить? Илья стягивает с меня мягкие домашние штаны вместе с бельем и смотрит так, словно только что выпал сектор супер приз на барабане. И мы оба точно знаем, что он выберет. Приз, конечно, приз.

Я не знаю, сколько проходит времени, прежде, чем мы переходим к главному блюду, но тело, пылающее тысячью солнц, готово распасться на атомы от его близости. Внутри разрастается такое всеобъемлющее чувство, что слова, которым давно уже тесно в моей голове, сами вырываются наружу со сладким стоном финального наслаждения.

— Я тоже, Мандаринка. — Звучит глухое мне в затылок. — Тоже.

Он тяжело дышит, будто за плечами километры марафона, а не час удовольствий. Я и сама не лучше — уши заложило, ноги трясет, смеюсь и плачу. Потому что то, что только что произошло, гораздо круче того, что я помню. Как если сравнивать Эльбрус и Эверест. Оба — горы, но с разницей в три тысячи метров.

Илья лежит сзади, одной рукой крепко прижимая меня к своему влажному телу, а второй не переставая гладит спину, плечи, руки. Мириады мурашек устраивают массовые беспорядки по всему телу. Я смеюсь и умираю от удовольствия. Мы молчим, потому что самое главное, вроде как уже сказано, но я все равно не выдерживаю;

— Вчера было также? — спрашиваю, переворачиваясь к нему лицом.

— Также. — Сверкает глазами, очерчивает мое лицо кончиками пальцев: мягко, невесомо, нежно. — Не могу поверить, что ты ничего не помнишь!

— Я думала также после той ночи, — не упускаю момент поддеть Илью.

— Хм, ну, теперь-то мы точно знаем, что алкоголь — зло, и способно стереть из головы не только лицо партнёра, но и всю ночь. Да, Мандаринка? — щелкает меня по носу и улыбается, как мальчишка.

Я люблю эту улыбку. Люблю это лицо, тело, его голос, сарказм и даже дурацкие шуточки. Люблю его. И он меня. Это точно не сон?

— Знаешь, — вырывает он меня из сладостной неги. — Я ещё долго вспоминал ту ночь. Почему не осталась? К чему были все эти побеги золушки?

— Мне было неловко. И, если честно, я думала, все будет, как в красивой романтической комедии: я вся такая гордая и независимая, а ты меня добиваешься. Я не ожидала, что стоя рядом со мной бок о бок в лифте спустя всего день, ты меня не узнаешь. — Горько произношу, избегая его взгляда.

— Даже оправдываться не буду, вот честно! — весело говорит он, перекатываясь на спину и увлекая меня за собой.

— Да? А за Кононову? — вспомнила, что на самом деле была зла по другой причине.

— А что Кононова? — загибает чертовски сексуальную бровь.

— Вечер, когда мы зажимались в машине. А на следующее утро Настёна на всю честную хвасталась с кем провела ночь. — Бью кулаком в сильное плечо.

— Ай! Да не было у нас ничего. Я собирался, да, но не смог даже прикоснуться к ней после одной задорной Мандаринки… — Илья притягивает меня в объятия и дико эротично проводит языком по местечку за ухом.

— Вот стерва, — шепчу я, уже изнывая в его руках.

Забираюсь на него, обхватив ногами его бедра, зарываюсь пальцами в блондинистую шевелюру, все еще отливающую местами зелёным, и припадаю ко рту. Довольно быстро наши ласки набирают оборот и вот, я уже лежу под ним, царапая идеальную спину. В этот раз все совсем по другому, лавина не сходит с гор, вулкан не взрывается лавой, но горная река, холодная и неспешная, впадает в теплое море. Мучительно медленно, сладко-томно, сливается с солеными водами. И вот, я точно знаю, как хочу провести свою жизнь.

Мы засыпаем, пока за окном еще пробиваются редкие солнечные лучи сквозь серую непроглядную толщу облаков. А просыпаемся уже в кромешной тьме. От топота маленьких лапок, звучащих как сотня слоновьих ног.

— Как он меня задрал! — гневно шиплю.

— Что это? — недоуменно спрашивает сонный Хромов.