Париж в любви - Элоиза Джеймс

* * *

Когда я прибыла в колледж прямо с фермы в Миннесоте, на меня наводили ужас мальчики в кашемире, которые проводили каникулы, катаясь на лыжах в Альпах. Я не вспоминала об этих ребятах («евро», как мы их называли задолго до того, как это слово стало означать валюту) до вчерашнего дня, когда пошла за покупками вместе с Лукой. В течение пяти минут он выбрал три вещи: темно-красные джинсы, розовую майку и обтягивающий торс свитер тонкой вязки. Теперь он выглядит в точности как те мальчики, которых я боялась… Потому что он один из них. Я родила врага.

* * *

Я придумала новый способ готовить рыбу. Сначала нужно сделать крестообразный надрез на коже, потом натереть рыбу смесью из приправ, в которой чувствовался бы карри (в «Галери Лафайетт» продают молотую смесь под названием «кускус»). Жарьте рыбу в оливковом масле на сильном огне (если жарите ее целиком, переверните один раз). Когда она подрумянится, полейте лимонным соком и поставьте на пять минут в духовку, если мясо еще не стало белым и рассыпчатым. Таким образом у вас получится хрустящая корочка и экзотический вкус, который понравится даже детям.

* * *

Я сижу за своим письменным столом, и сейчас около семи утра. Небо за окном моего кабинета жемчужно-голубое — такое светлое, что кажется тенью голубого, воспоминанием о голубом. Ласточки кружат над крышами, то возникая черными росчерками на небе, то исчезая.

* * *

Я экспериментирую с книгой, которую пишу, — версией «Красавицы и чудовища», где действие происходит в период Регентства. Обычно я корплю над своими персонажами, бесконечно их переписывая. Но с этой книгой все иначе — я как будто описываю фильм, который разворачивается прямо перед моими глазами. От этого у меня какое-то странное, полубредовое состояние.

* * *

Месяцы, проведенные в Париже, нисколько не улучшили мой ужасный французский. В это воскресенье я весело пела, задумываясь над словами. Как славно, подумалось мне, что мы здесь поем о том, как Иисус освободил рыб… Нет-нет, неправильно. Может быть, это профсоюзная песня и Иисус освободил рыбаков? Алессандро объяснил мне, что Иисус освободил нас от грехов. Речь идет о грехах, а не о сардинах.[96]

* * *

Флоран и Полин наконец-то затронули в беседе романтическую тему. Увы, когда он положил сердце к ее ногам, она ответила, что не готова к долгосрочным обязательствам. Он сказал, что она словно лимонный торт, который он видит в витрине, но не может съесть. Он покорил меня этим сравнением. Алессандро же заявил, что, будь Флоран итальянцем, он бы уже давно был в кондитерской и ел этот торт.

* * *

Во Франции становится теплее, и парижанки надели шорты. Они идут утром на работу в узких шортах по колено (иногда даже из джинсовой ткани). Шорты они носят в сочетании с изысканными пиджаками и очень высокими каблуками. К моему удивлению, это выглядит не уродливо, а стильно.

* * *

Я закончила свою версию «Красавицы и чудовища»! Чтобы отпраздновать это событие, мы отправились в наш местный тайский ресторан и обсуждали там название нового романа. Поскольку образ моего героя навеян телесериалом «Доктор Хаус», дети предлагают «Хмурый инвалид и наглая невеста». Однако мой издатель отверг это название и выбрал другое: «Когда красавица укротила чудовище». Это название мне нравится, хотя в душе я опасаюсь, что мой герой останется навсегда неукрощенным.

* * *

Я сидела в кафе, когда мимо проковыляла прелестная двухлетняя малышка в черных колготках, платьице в черную и белую клетку и черном свитере. Да еще и в черном берете. Неудивительно, что парижанки так элегантно выглядят, не прилагая к этому усилий: они учатся ценить достоинства маленького черного платья, когда мы еще носим майки с изображениями диснеевских персонажей и солнечные очки в тон.

* * *

Я всегда хожу по улице Ля Файетт, чтобы полюбоваться на витрину «Грациеллы» — малюсенького магазинчика, в витрине которого выставлено не более двух-трех вещей. Все, что они продают, поразительно по дизайну. Особенно пальто со стильным воротником и изумительными пуговицами, при виде которого мне вспоминается старый фильм с Кэтрин Хепберн.

* * *

Мы отправляем Луку и Анну в итальянский спортивный лагерь. Затем Лука проведет еще две недели во французском спортивном лагере. Он разъярен тем, что мы решаем за него. Дай ему волю, он спал бы весь день, а всю ночь торчал в Фейсбуке. Но пока что верховная власть у нас в руках.

Моя мама часто говорила, что двумя амбициозными мечтами ее жизни было выйти замуж за поэта и стать балериной. Я полагаю, что именно из-за ее несбывшегося желания нам с сестрой стали давать уроки танцев. У меня сохранилось одно воспоминание, по счастью туманное, о моем участии в школьном спектакле. Я была осенним листом и танцевала в школьном кафетерии с куском коричневой бумаги, болтавшимся у пояса. При этом я чувствовала, что неуклюжа и ничуть не похожа на лист, и с прискорбием сознавала, что в моих генах нет способностей к танцам.

Мои дети унаследовали мои гены: мы можем быть на сцене копьеносцами, готовы петь в хоре или сыграть роль слуги, а иногда, в случае необходимости, и Шута — но ничего более амбициозного. В этом году в спектакле итальянской школы на французском языке Анна не достигла даже уровня Шута. К счастью, ее стремления соответствуют умеренному драматическому таланту, и поэтому она не расстроилась, когда ей поручили роли часов и мухи.

Утром в день спектакля она оделась во все черное, как и подобает мухе. Ее единственную черную майку украшают «Рамоунз»,[97] так что мы посоветовали надеть ее наизнанку перед выходом на сцену, чтобы не подумали, будто эта муха — панк. В роли Анны было мало слов, но все-таки ей нужно было два раза объявить время — на французском, как она сообщила нам в панике в последнюю минуту. Тик-так!

По пути в школу я спросила Анну, о чем пьеса, но она, по-видимому, не знала. Довольно неуверенно она сказала, что там старуха, которая умирает. На мой взгляд, это напоминает сказку братьев Гримм. Разве там не было старухи, которая съела муху и умерла? Но Анна заверила меня, что ее не съедят.

Прибыв в тот день на представление пораньше, мы с Алессандро увидели, как Анна с жужжанием носится по гимнастическому залу в своем черном облачении, к которому теперь добавился пурпурный клюв. Это было совсем не похоже на мух, которых я видела, и в ходе расспросов выяснилось, что Анна ошиблась относительно своей роли: она не муха, а маленький черт, который жужжит вокруг умирающей женщины, являясь частью ее дурного сна. Сюжет звучал удивительно мрачно, в духе Кафки. Мы уселись на свои места, и спектакль начался.