Лебединая песня ГКЧП - Леонид Кравченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Депутаты провели несколько часов в наших видеоаппаратных, посмотрели все оригиналы, а потом уже в моем кабинете принесли извинения за доставленные хлопоты.
Немного отвлекусь от политических событий и в нескольких штрихах нарисую портрет Раисы Максимовны Горбачевой.
Нам было известно, что большинство телезрителей не воспринимали ее частого появления в телепередачах с высказываниями по разным вопросам во время поездок со своим супругом— Президентом СССР. А у нас уже сложилась практика — подробно освещать во время таких официальных поездок две программы: одну — М. Горбачева, другую — его жены. Соответственно предусматривалась специальная творческая группа для освещения программы Раисы Горбачевой.
Надо признаться, самих телевизионщиков в ряде случаев подстерегали в связи со «второй программой» разные неожиданности. Их было немало, но самый трудный случай произошел во время визита в СССР президента США Рейгана и его супруги Нэнси. В один из дней нам неожиданно сообщили, что срочно надо послать творческую группу (комментатор, оператор и технические работники) в Сокольники на советско-американскую выставку, которую решили вдруг посетить супруги президентов.
Была большая спешка. Наша съемочная группа едва успевала за первыми леди, съемки вела на ходу. Пребывание на выставке было кратким по времени, и нашему оператору не удалось снять разные планы экспозиции выставки, поскольку он находился неотлучно рядом с женами президентов.
Вечером при подготовке телесюжета для программы «Время» возникли, казалось бы непреодолимые, трудности с монтажом. Надо было обязательно дать «в голосе» высказывания, оценки Раисы Максимовны хотя бы на 3–4 минуты. А она, к сожалению, сделала оговорки, называя советско-американскую выставку советско-армянской. Для монтажа требовались так называемые «перебивки» — отснятые другие планы, которые вставляются в те места, где необходимо при монтаже убрать, «вырезать» нежелательные места на видеопленке. Делается это для того, чтобы убрать вместе с голосом оговорки, да так, чтобы не возникал эффект «прыгающего лица». Этот эффект неизбежен, если монтажная склейка после изъятых планов делается без переходных планов — тех самых «перебивок».
У нас возникла тупиковая ситуация. «Перебивок» нет, а монтировать, убирать оговорки необходимо. Надо сказать, что на монтаже присутствовал помощник Горбачева по дамской программе В. Гусенков. Но и он выхода не видел, и все стали склоняться к тому, чтобы репортаж с выставки делать без голоса Раисы Максимовны, в журналистском пересказе.
Помощник доложил об этом самому Михаилу Сергеевичу, но тот согласия не дал. В конце концов президент позвонил мне:
— Леонид, неужели нельзя найти выход?
Я ему ответил, что программа «Время» уже 15 минут идет в эфире, а мои специалисты выхода не видят. Горбачев настаивал:
— Вот что, Леонид, программу удлиняйте, выход находите и поставьте высказывания Раисы Максимовны хотя бы перед погодой.
И вот тут меня осенило. Я снял трубку прямой телефонной связи с руководителем программы «Время» Григорием Шевелевым и спросил:
— У нас найдутся под руками советский и американский флажки?
Он ответил, что найти можно на складе, но потребуется не меньше 10 минут.
— Тогда удлиняйте программу с помощью резервных сюжетов, флажки в студию, телеоператора — тоже в студию, чтобы он показывал флажки. Они и будут для нас «перебивками».
Опытнейший телевизионщик Григорий Шевелев понял меня с полуслова. Действительно, через 10 минут флажки стояли на столике в студии. Режиссер и его ассистент «микшировали», то есть убирали голос Раисы Максимовны в момент оговорок, а камера в это время показывала флажки — советский и американский. А затем снова выходили на говорящую в кадре Раису Максимовну. Все получилось! Мы даже успели поставить этот телесюжет в блок культуры программы «Время».
Позвонил сразу же Горбачев:
— Ну вот, все же получилось, а вы капризничали…
Тогда я задержал внимание президента и в подробностях рассказал, что мы сотворили.
— Это было подобно ручной стыковке в космосе, — сказал я Михаилу Сергеевичу.
Он понял всю сложность телевизионной технологии и искренне поблагодарил нас.
И все-таки однажды я принес ему в кабинет целую пачку писем телезрителей, недовольных частым показом Раисы Максимовны и тем, что она ездит по стране вместе с президентом. Михаил Сергеевич немного нервничал:
— Ты что, Леонид, уподобляешься обывателям? Неужели не ясно, что на визитах президента вправе сопровождать супруга? Таковы и международные стандарты! — заключил он.
Я попробовал возражать, сказал, что в зарубежных поездках это действительно принято делать, и западные СМИ широко освещают такие визиты, но поездки по стране являются рабочими и так широко телевидением не демонстрируются.
Тут Михаил Сергеевич неожиданно признался:
— Скажу тебе откровенно: когда я еду один, без Раисы Максимовны, то у меня плохое настроение, работаю вполовину своего интеллектуального КПД. Одним словом, чувствую себя не в своей тарелке. Другое дело, когда она рядом, я вижу ее глаза, ее реакцию и всякий раз вдохновляюсь…
Это было правдой. Супружеские отношения этих людей действительно были полны нежности и доверия, а сама Раиса Максимовна оказывала заметное влияние на своего мужа и на принятие решений президента.
Вспоминаю и другие телевизионные неожиданности. Однажды гостем нашей страны был лидер португальских коммунистов Куньял. Переговоры с ним проходили трудно. Куньял откровенно обвинял наше партийное руководство в скатывании к оппортунизму. Поэтому заключительное коммюнике никак не складывалось. Переговоры шли в воскресенье, о чем я не знал, и приехал с работы домой пораньше— в 20.30. Казалось, выходной день не сулил нам сюрпризов. Но вот в 20.50 — за десять минут до программы «Время» — мне позвонил Егор Лигачев и кратко рассказал о ситуации на переговорах.
— Мы вам послали текст сообщения Политбюро, в котором есть раздел о встрече с Куньялом, — сказал мне Лигачев. — Оно только что отправлено в программу «Время» по факсу. Я тебя прошу, Леонид Петрович, убрать из сообщения оценки о переговорах с Куньялом. Он категорически против этих оценок. Грозится провести завтра скандальную пресс-конференцию…
Пока Егор Лигачев все это мне рассказывал, до начала программы «Время» осталось только три минуты. Я попросил его, в свою очередь, позвонить непосредственно в программу «Время» по правительственной связи. Объяснил, что по городскому телефону из дома мне труднее дозвониться и дать распоряжение.
Все дело в том, что сообщения Политбюро всегда открывали программу «Время». Так что у нас оставались счи-таные минуты. Мне неожиданно удалось дозвониться до руководителя службы выпуска В. Королева. Мгновенно объяснились, и он побежал на другой этаж, где была студия программы «Время». Вбежал туда, когда в эфире уже шли ее позывные. В запасе оставалось 30 секунд. Королев успел только сказать диктору Евгению Суслову, чтобы он в тексте «Политбюро» ничего не читал о Куньяле. Тот спросил: «Кто за это ответит?» Королев успел крикнуть: «Кравченко!»