На границе Великой степи. Контактные зоны лесостепного пограничья Южной Руси в XIII – первой половине XV в. - Леонид Вячеславович Воротынцев

Особого внимания заслуживает сообщение Уваровской летописи о заключении неких соглашений литовских князей с представителями местных правящих элит Днестровско-Бужского региона, осуществлявших фактическое управление земледельческими общинами Подолии в период ордынского владычества[746].

После перехода Подолии под власть племянников Ольгерда Кориатовичи перестают платить ордынский «выход» в связи с отсутствием стабильной власти в Орде и непрекращающимися междоусобицами. Однако с укреплением в западной части Улуса Джучи власти беклярбека Мамая подольские князья возобновляют выплаты дани примерно с 1375 г.[747] Выплаты продолжались и после восстановления административно-территориального единства Золотой Орды ханом Токтамышем в 1380 г., а также, вероятно, были возобновлены в конце XIV – начале XV в., после разгрома Едигеем и Тимур-Кутлугом войск Витовта в битве на Ворскле (1399 г.). Об этом, в частности, свидетельствуют сообщения, содержащиеся в текстах княжеских грамот Кориатовичей, датируемых 1392 и 1405 гг.[748] В дипломатических документах Ливонского ордена, относящихся ко второй половине XIV столетия, князья Кориатовичи называются ордынскими данниками – tributarii[749].

Также необходимо отметить особый административно-политический статус Подольского княжества в последней трети XIV в. Будучи тесно связаны родственными и политическими узами с ВКЛ, подольские владетели признавали вассальную зависимость от польских королей Казимира III Великого и Людовика I Венгерского[750]. Таким образом, в данной ситуации прослеживается нередкий для этой эпохи принцип «двойного вассалитета» пограничных и окраинных территорий. Вероятнее всего, подобная политическая практика имела своей целью обеспечение максимальной безопасности земель, чей статус являлся не до конца определенным и мог служить причиной частых военных конфликтов между крупными державами.

После прихода к власти хана Токтамыша и стабилизации политической системы Улуса Джучи в начале 80-х гг. XIV в. была восстановлена система земельных пожалований (суюргала) и налоговых привилегий (тарханов). Главами улусов были назначены соратники нового хана, а также перешедшие на его сторону эмиры Мамая и Урусхана[751]. В частности, в Донском левобережье располагались улусы Сары-Ходжи, Бек-Булата и Ак-Буги[752]. Кочевья на территории к западу от Дона получили эмиры Бек-Ярык, Таш-Тимур и Актау[753]. Улусбеками Днепровского правобережья в период правления Токтамыша являлись эмир Хурмадай и один из сыновей Мамая – Бек-Султан, имевший кочевья в районе рек Ингул и Ингулец (Энгел вэ Онгул)[754].

Следует отметить, что в период правления Токтамыша власти Золотой Орды ограничились восстановлением фискальных выплат с тех областей Южной Руси, которые в период «Великой замятни» перешли под военно-административный контроль Гедиминовичей. Указанные выплаты состояли из установленных ранее сумм собственно ордынского «выхода» (ясака), а также таможенных сборов с транзитной торговли. Помимо этого, литовские князья продолжали получать от ханов Золотой Орды (позднее правителей Большой Орды и Крымских Гиреев) ярлыки, подтверждающие их владельческие права на ряд регионов южнорусского лесостепного пограничья[755].

Контроль над сбором налоговых выплат в конце XIVXV в. осуществляли ордынские фискальные чиновники (даруги). Об этом, в частности, свидетельствует текст письма Менгли-Гирея обратившегося в 1498 г. с просьбой к Ивану III собрать с князей Одоевских, перешедших под сюзеренитет великого московского князя, «ясак наш две тысячи алтын». Основанием для подобной просьбы, по мнению крымского хана, служил тот факт, что «из старины Одоевских городов князи, по старине к нам, что давали ясаку тысячу алтын. А дарагам другую тысячу алтын давали, по той пошлине дарагу их бахшеиша послал есми»[756]. Исходя из данного сообщения можно сделать вывод о том, что половина собираемых в качестве ясака денежных сумм шла в личный доход даруг, должностные полномочия которых, согласно гипотезе Р.А. Беспалова, являлись наследственной привилегией определенных родов ордынской (позднее крымской) знати[757].

Относительно бесконфликтная политика, проводимая ордынской элитой в отношении ВКЛ во второй половине XIV столетия, в значительной степени определялась фактором экономической выгоды. С начала 1380-х гг. одной из главных целей правительства Токтамыша была стабилизация северных ответвлений сети трансъевразийских торговых коммуникаций[758]. Рассматривая вопросы литовско-ордынских отношений последней четверти XIV в., следует учитывать тот факт, что в окружение нового хана, по факту формировавшего основную внешнеполитическую линию Золотоордынского государства в 80—90-х гг. XIV в., входили группы родовой аристократии, объединенные по региональному признаку[759]. Наиболее влиятельными из них являлись представители восточных улусов Золотой Орды (потомки Орду-ичена, Тука-Тимуриды, Шибаниды), а также ряд сарайских эмиров и улусбеков западного крыла Джучидского государства, перешедшие на сторону законного хана в 1380 г. Политические и экономические интересы этих групп были направлены на военную экспансию в южном направлении (Хорезм, Арран), а также на получение постоянных доходов от взимания торговых пошлин, что, в свою очередь, обусловливало их заинтересованность в стабильном функционировании и безопасности торговых маршрутов, проходивших по территории Улуса Джучи и сопредельных с ним государств. Подобную безопасность трансъевразийской торговли и стабильность получения доходов от таможенных пошлин было бы невозможно обеспечить в условиях военного конфликта Улуса Джучи и державы Гедиминовичей.

Помимо этого, мирные отношения с Литвой обеспечивали беспрепятственное хозяйственное использование ордынскими кочевниками ряда районов южнорусской лесостепи в качестве территории летних перекочевок.

Таким образом, в преддверии военного столкновения с державой Тимур-ленга окружение хана Токтамыша стремилось обеспечить стабильный мир на северо-западных границах государства посредством уступки ВКЛ отвоеванных Гедиминовичами и польским королем Казимиром Великим южнорусских земель, с условием сохранения выплаты дани и признания формальной зависимости. Дополнительным аргументом в пользу существования союзнических отношений между Ордой и Литвой в 80—90-х гг. XIV в. может служить факт ухода Токтамыша и его сторонников на территорию ВКЛ после разгрома Золотоордынского государства Тимур-ленгом в 1395 г. и участие «двора» свергнутого хана в битве на Ворскле (1399 г.) в составе армии литовского великого князя Витовта[760].

Исходя из информации, содержащейся в письменных источниках, крайним пунктом территориальной экспансии ВКЛ на юго-востоке русских земель являлся населенный пункт Коршев. По сообщению Рогожской летописи, относящейся к 1362–1263 гг.: «…Литва взяша Коршев и сотворишас(я) мятежи и тягота людем по всей земли»[761].

В исторической науке не сложилось однозначного мнения по проблеме локализации летописного Коршева. Украинскими историками М. Дорошем и В. Борисенко была выдвинута версия о локализации указанного населенного пункта на Волыни[762]. По мнению С. Кучинского, разделяемому и некоторыми современными исследователями, под Коршевом следует понимать столицу одного из удельных Северских княжеств – Карачев[763]. Данное предположение базируется на сообщении Рогожского летописца, в котором Коршев упоминается в одном ряду с Новосилем и Брянском[764]. Однако вышеобозначенные гипотезы расходятся с данными «Списка русских городов дальних и ближних», согласно которому Коршев располагался на р. Сосна («Коршев на Сосне»)[765]. Этот географический маркер позволил М.Н.