Пока ты спал - Альберто Марини

— На такси, через парк.

Взгляд девушки скользнул по сумкам из прачечной, наполненным чистыми выглаженными вещами, по мебели, все еще закрытой пластиком, по матрасу без простыни.

— Можешь не отвечать, если не хочешь… Но что здесь произошло?

Киллиан не ответил. Девушка не расстроилась — она была к этому готова.

— До завтра.

Внезапно из гостиной послышался звонкий, металлический звук. Киллиан подскочил от неожиданности и, как был, голый, выбежал из спальни под заинтригованным взглядом проститутки.

Он подбежал к дивану, отодвинул его от стены и заглянул в образовавшийся промежуток. Третий крысенок был наконец-то обнаружен. Грызун отчаянно корчился, зажатый металлическим зубом небольшого капкана; его хвостик дергался во все стороны.

— Боже мой, какая гадость! — Девушка отреагировала почти как Клара, только голос был пронзительным и неинтеллигентным. — Но… как это? В этом доме что… водятся крысы?

— Только в этой квартире… Поэтому пришлось здесь распылять яд и чистить все вещи, которые были в шкафах. Они тут гадили во всех углах.

До девушки вдруг дошло, откуда взялись белая блузка, лифчик, трусики и юбка, которые еще несколько минут назад были на ней. На лице появилась гримаса отвращения.

— Господи!

Суббота текла неспешно. Впервые за долгое время он мог провести выходные в квартире 8А, не опасаясь внезапного возвращения хозяйки. Но оказалось, что возможность входить в дом Клары с ее разрешения, не прячась от взглядов соседей, не доставляет ему особенного удовольствия. Наслаждение приносило не что иное, как таинственность, скрытность его действий.

Все утро он провел в квартире, усердно приводя ее в порядок к приезду хозяйки.

Комнатные растения спасти не удалось — ни развесистый фикус, ни орхидеи. Журнальная вырезка, прилепленная к холодильнику магнитом, тоже съежилась и пожелтела от ядовитого пара, и пришлось ее выкинуть. Остальные вещи Клары были в хорошем состоянии, ничто не потерпело непоправимого ущерба.

Киллиан повесил шторы в гостиной и спальне. Чек из прачечной он оставил на виду, не столько ради оплаты, сколько для того, чтобы продемонстрировать, что воспользовался услугами профессионалов. Он надел чехлы на диван и диванные подушки, на спинки стульев, потом повесил темно-серую пластиковую занавеску в душе.

На кухне он заменил кабель и помыл холодильник внутри, чтобы устранить неприятный запах размороженных продуктов. Протер каждый магнитик, чтобы на них не осталось яда. Он повесил на дверцу холодильника новую фотографию Кортни Кокс, чуть большего размера, на которой актриса, улыбаясь, сидела на дизайнерском диванчике.

Все было готово, не хватало только Клары. Но в ее квартире, готовясь к ее возвращению, Киллиан чувствовал, что девушка рядом. Перенести ее отсутствие оказалось не так тяжело, как он боялся.

Вечером Киллиан вышел прогуляться. Тепло одетый, в пальто и шарфе, он спустился в Сохо и направился в сторону Бродвея в поисках жертвы.

Мимо его глаз без остановки проплывали лица людей всех возрастов, цветов кожи, культур, а он думал, что, в конце концов, все недавние неудачи помогли ему расставить приоритеты. У него было ощущение, что в голове прояснилось и многие вещи встали на свои места.

Он живет ради Клары и умрет ради нее. Все остальное просто и понятно.

Между улицами Принс и Спринг он уловил кое-что интересное. Случай был очевидным, не требующим особых навыков выявления печали. Белая женщина лет сорока выскочила из магазина «Банана репаблик» вместе с чернокожей продавщицей, лет на десять моложе. Женщина вытирала слезы белым платочком, но они текли снова и снова. Продавщица поддерживала ее под руку и что-то шептала на ухо, но женщина в отчаянии трясла головой.

Судя по доверительным отношениям, они были близкими подругами, а не просто продавцом и покупателем. Киллиан не мог (пока еще) определить причину горя, но был уверен, что речь идет о чем-то более серьезном, чем, например, забытая в магазине кредитка. Ему это подходило.

Продавщица взмахнула рукой в сторону проезжей части, и возле них мгновенно остановилось такси. Она помогла подруге сесть в машину и разговаривала с ней через открытую дверцу, видимо успокаивая. Киллиан уже видел похожие ситуации. Обычно он останавливал еще одно такси, произносил одну фразу, словно из фильма: «Едем за этой машиной», — и следовал за объектом наблюдения, потом, заговаривая с жертвой, вынуждал ее излить свою боль и поделиться с ним. Проехало еще одно желтое такси, но Киллиан пока не поднимал руку — он хотел понаблюдать за развитием событий.

Через несколько секунд продавщица захлопнула дверцу, и такси с печальной пассажиркой поехало по Бродвею на север. Киллиан, стоя на тротуаре, наблюдал, как африканка грустно, повесив голову, возвращается в магазин. Когда он вновь посмотрел на улицу, различить именно это такси в потоке транспорта было уже невозможно.

Он упустил добычу. Скорее даже позволил ей убежать. Это было ненормально для него, но почему-то Киллиан был уверен, что сегодня ему повезет.

Он спускался дальше по Бродвею, а на улице становилось все больше прохожих и туристов, несмотря на холод.

Два раза с ним произошло нечто необычное. Дважды ему показалось, что он видит Клару, но это были всего лишь плоды его богатого воображения. Увиденные женщины даже не были особо похожи на девушку из квартиры 8А, но ему было достаточно похожего берета или улыбки при разговоре по мобильному, чтобы подсознание нарисовало образ Клары.

Как влюбленный подросток, он хотел чувствовать, что Клара рядом, прикасаясь к чему-то, принадлежащему ей, или перечитывая ее слова. Он достал мобильник и снова — уже, наверное, в сотый раз — просмотрел два сообщения от нее. В первом она благодарила Киллиана за все, что он сделал; во втором сообщала, что вернется домой в понедельник, после работы. Удовлетворенный, он убрал телефон в карман. «Не могу перестать думать о тебе», — признался он про себя.

Двадцатью минутами позже он обнаружил еще один объект для наблюдения, на углу Брум-стрит. В этот раз случай был неочевидный, и печаль мог распознать только настоящий эксперт. Это делало жертву еще более привлекательной.

Киллиан следовал за мужчиной лет тридцати, в сером костюме и белой рубашке в тонкую голубую полоску, без галстука. Он был без пальто и съежился от холода, когда вышел на улицу из аптеки. В одной руке он нес сухое молоко двух разных марок, предназначенное для детского питания, а в другой — две упаковки подгузников, тоже разных фирм. Мужчина был бледным, с синяками под глазами, и Киллиан мог с уверенностью сказать, что причина такого измученного вида — совсем не бессонная ночь с младенцем. Ему было хорошо знакомо это выражение лица. Во взгляде мужчины скрывалась настоящая скорбь, и именно она была причиной бледности и рассеянности этого человека.

Киллиан пошел вслед за ним вниз по улице, и его диагноз находил подтверждение в мелких деталях. Мужчина шел неравномерно, то целеустремленно, то рассеянно, будто не знал, куда идти. Он чуть не перешел дорогу на красный цвет светофора. Было ясно, что его мысли где-то далеко, очень далеко. Его глаза были сухими, но смотрели, не видя, и в них читалось глубокое отчаяние.