Сириус экспериментирует - Дорис Лессинг

Я заметила, что Назару трудно усидеть на месте. Он ежеминутно менял позы, ерзал и дергался. Его глаза блуждали, он вздыхал, откидывал голову назад и шумно втягивал воздух. И все же он краем глаза наблюдал и за мной. Я видела, что Назар старается не терять бдительности. Хотелось ли ему вернуться к ногам Элиле? Я не могла думать об этом желании без содрогания, хотя и понимала его силу.

— Именно так, — внезапно сказал Назар. — Но я не вернусь назад. Я сумею покончить с этим. И за это я должен поблагодарить тебя.

«Как ему удается читать мои мысли?» — подумала я.

— Но тебе придется пойти на жертвы, милая сирианка. Полагаю, ты догадываешься, что я имею в виду.

Я подумала, что мне придется отдать ему ритуальные предметы.

— Именно так, — подтвердил Назар. — Как видишь, без них я совершенно беззащитен…

— Ты расстался с ними добровольно, — сухо заметила я.

При этих словах Назар вскочил и принялся расхаживать по комнате, время от времени останавливаясь с пустым взглядом и приоткрытым ртом. Было видно, что он на взводе. Наблюдая за ним, я почувствовала головокружение. Я отвернулась к окну и стала смотреть на коричневые шпили башен, прислушиваясь к завыванию ветра и шорохам в сером небе.

— Они мне очень нужны, — просительно сказал Назар. — Без них мне никак.

— Мне они тоже нужны. Я приехала сюда не по своей воле. Меня снабдили этими вещами и объяснили, как их использовать. И я считаю, что не вправе отдавать их кому бы то ни было.

— Но, отдав их мне, Назару с Канопуса, ты просто вернешь их.

— Мне было велено не отдавать артефакты никому, — возразила я. Спиной я чувствовала его взгляд и, обернувшись, обнаружила, что Назар и в самом деле стоит, затравленно глядя на меня.

Я догадалась, о чем он думает, и сказала:

— Ничто не помешает тебе отнять их. Ты сильнее меня. Но это будет означать, что Канопус всегда готов действовать с позиций силы.

Я увидела, что Назар затрепетал, словно неведомая темная сила отпустила его и теперь он мог распрямиться и перевести дыхание.

— Спасибо, что напомнила мне об этом, — произнес канопианец. Он сказал это без иронии, и я почувствовала облегчение. К нему явно возвращалась способность отвечать за свои поступки. Теперь он смотрел на меня по-другому. — Спасибо. Спасибо тебе, сирианка.

Казалось, он ждал большего.

Я повернулась, и теперь мы стояли лицом к лицу. Я понимала всю печальную иронию этой ситуации. Канопус, наш благородный и великодушный наставник, предстал передо мной в облике опустившегося чиновника, который преступил законы своей империи. Назар сразу откликнулся на мои мысли.

— Преступники есть у вас, — сказал он, улыбаясь. — Мы же просто считаем, что не все способны прийти к финишу.

Он весело рассмеялся, но внезапно его смех оборвался, и мой собеседник стал прежним: ссутулился и опять принялся мерить шагами комнату.

— Как вы поступаете со своими преступниками, сирианка? Что случилось бы со мной, будь я одним из вас?

— Полагаю, тебя бы казнили.

— Вот именно. Так я и знал. Полагаешь, я буду искать согласия с тобой, вместо того чтобы подчиняться собственной империи? Думаешь, я соглашусь, чтобы меня казнили?

— Ты хочешь быть наказанным? — спросила я как можно суше.

И вновь я увидела, что Назар распрямился, точно гора свалилась у него с плеч. Он сказал так же сухо:

— Возможно, так оно и есть. Но, сирианка, когда я говорю, что Канопус ошибся во мне, я не кривлю душой. Эта работа оказалась мне не под силу.

— Ты никогда не покидал Роанду? — спросила я. — Не могли же они держать тебя здесь бесконечно. Ты говорил, что находишься здесь тысячи лет.

Он подошел ко мне, встал рядом у окна и посмотрел мне в глаза.

— Насколько я понимаю, — сказал Назар, — на Сириусе ты принадлежишь к либералам?

— Да.

— Бедный Сириус, — произнес он мягко, внимательно глядя на меня темно-янтарными глазами. — Бедный, бедный Сириус.

Это было довольно неожиданно, и я растерялась. Мы стояли совсем рядом, глядя друг другу в глаза. В этот момент я совершенно забыла о Клорати и о том, как искала его дружбы. После слов Назара я почувствовала, что мне вот-вот откроется какая-то тайна или сокровенное знание.

Немного помолчав, я взяла себя в руки и спокойно поинтересовалась:

— Может быть, тебе стоит вернуться домой и сказать там то же, что ты сказал мне?

— Я уже сделал это.

— Но ведь ты был далеко оттуда.

— Верно. Это случилось очень давно. Вскоре после печальных событий, которые эти несчастные называют «Страшной Карой». Но, сирианка, понимаешь ли ты, каково это — провести столько времени здесь, а потом вернуться домой? Как это тяжко… — И Назар вновь принялся бродить по комнате.

Через некоторое время он остановился и сказал:

— Попробую объяснить в двух словах. Не стоит ездить домой, если придется вернуться сюда. А у меня нет выбора. Так они говорят. Здесь мое место. В этой дыре. На опустившейся Шикасте.

— Роанда — прекрасная планета, — возразила я, со вздохом вспоминая, как жила на Южном Континенте до провала Смычки. — Среди наших колоний нет планеты столь же красивой и изобильной, как эта… — Из окна мне было видно, как на юго-востоке, где не осталось и следа от снежной бури, серое небо озарил золотой свет. Коричневый конус, соседствующий с нашим, был припорошен ослепительно белым снегом, который оттенял каждое окно, и гармония этих причудливых узоров доставляла мне глубочайшее наслаждение. Роанда — у меня не поворачивался язык назвать ее их безликим словом Шикаста — была бесконечно щедра на подобные чудеса. Она всегда давала богатую пищу для ума и чувств.

— Да, здесь красиво, — с трудом проговорил Назар. Он стоял прямо, прикрыв глаза и держась рукой за горло. Его веки дрожали. Он думал об Элиле.

— Понимаю, — сказала я тихо.

Назар открыл глаза и посмотрел на меня. Он был мрачен, но оставался самим собой. Он пересек комнату и склонился надо мной, глядя мне в глаза.

— Да, представь себе, понимаю, несмотря на то что я всего лишь тощая бюрократка. Хотя лучше бы я не понимала.

— Спасибо, — сказал он и вернулся на прежнее место.

— Я хочу знать, чем был этот город, пока не началась деградация.

Назар горько засмеялся.

— Все города ждет один конец. Они всегда приходят в упадок.

— Всегда?

— Да.

— Значит, вам приходится принимать это в расчет?

— Да. — Он вздохнул, тяжкая чернота вновь отпустила его, и Назар опять был со мной. — Да. Нам приходится помнить об этом. Когда мы строим город, изготавливаем украшение, слагаем песню или выдвигаем идею, очень скоро плоды наших трудов становятся неподвластны нам и начинают разрушаться. То же самое случилось и со мной, сирианка, — не успеешь ты и глазом моргнуть, как все кончено. Этот город, говоришь ты, город, состоящий из двадцати одной башни… А ты слышала про город, который находится вон там? — Он кивнул в ту сторону, куда ушла буря. Там я сумела разглядеть лишь небольшое пятно на белом горизонте. — Это город садов. Там был город садов…