Охота на гиену - Наталья Александрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наталья вскочила было, но потом взглянула на Сергея, солидноодернула платье и крикнула:
— Ленечка, а ты уроки сделал?
Ответ был неразборчив.
— Хорошо живете, — вздохнул Сергей, допивая вторуючашку чая.
— А может, вы есть хотите? — спохватиласьНаталья. — Так у меня полный обед готов, скоро наши придут…
— Да нет уж, спасибо, и так я у тебя засиделся.
Внезапно сама собой открылась дверь, и в кухню вошлосоздание в пушистой черной шубке и с изумрудными глазами.
Остановившись на пороге, кошка (даже Сергей, неразбирающийся в домашних животных, сразу понял, что именно кошка, то есть особаженского пола) внимательно оглядела кухню, заметила нового человека инемедленно подошла к нему потереться.
— Сандрочка! — умилилась Наталья. — Игорьскоро придет!
И, отвечая на вопросительный взгляд Сергея, пояснила:
— Она Игоря очень любит, всегда чувствует, когда онприйти должен.
— Это — та самая кошка, Сталинина?
— Ну да, — ответила Наталья.
— Так Сталина же дочку выгнала из дома из-за кошки?Ведь у Игоря же аллергия на кошек, как же они общаются?
— Что вы, какая аллергия? — искренне удивиласьНаталья. — Игорь ее обожает, даже ночью она у него под боком спит. Каринауж ревновать начала.
"Все ясно, — подумал Сергей, — это у него нена кошку, а на тещу была аллергия.
А теперь тещи не стало, все и прошло".
Раздался требовательный звонок в дверь, шум и топот налестнице. Наталья стрелой кинулась открывать и повисла на шее у мужа. Онистояли в прихожей все четверо — молодые и веселые. Ребенок и кошка крутилисьпод ногами, все хохотали и разговаривали разом.
Сергей еле-еле успел вклиниться со своими надоевшимивопросами, получил исчерпывающие ответы и пошел, провожаемый визгом и грохотомиз прихожей.
Семен Николаевич Барсуков, гремя связкой ключей, открылдвери своей квартиры и вошел в прихожую. Наконец-то он был дома в уюте ибезопасности… Последнее время каждый выход из квартиры давался ему все тяжелееи тяжелее — мир вокруг казался опасным и враждебным, а Марианны, котораязащищала его от этих опасностей, больше не было. Теперь самому приходилосьзаботиться о себе… И денег после нее осталось на удивление мало, СеменНиколаевич был неприятно удивлен непредусмотрительностью покойной жены, онасовершенно не позаботилась о его благополучии. Вот и сегодня ему пришлось, ужевторой раз, наведаться в антикварный магазин на Загородном, отнести тудачудесную саксонскую фарфоровую статуэтку. Мейсен, период Кендлеpa… Раньше онходил в этот магазин как покупатель — хороший, серьезный, богатый покупатель, ивстречали его там как родного.
Теперь же отношение стало совершенно другим. И за статуэткуему дали абсолютно смешные деньги — когда он покупал ее, то они расписываливещь как редчайший шедевр, раритет, в исключительном состоянии, а теперь нашлищербинки, пятнышки, повреждения глазури…
Но что делать, деньги нужны, пришлось отдать чуть не зачетверть цены, ведь Семен Николаевич привык жить на широкую ногу, Марианнанаучила его покупать все самое лучшее…
Семен Николаевич вошел в свой кабинет и замер на пороге какгромом пораженный.
За его собственным письменным столом, прекрасным столомкрасного дерева, ампир периода Александра Первого, сидел как у себя доманебольшой сухонький старичок в темно-бежевом кашемировом пальто.
Незнакомец курил тонкую темную сигарету, сбрасывая пепел вдрагоценное хехстовское блюдечко. Он поднял на застывшего в дверях Барсуковапроницательный взгляд светло-голубых глаз и сказал негромким скрипучим голосом:
— Здравствуй, Барсуков. Бери стул, садись. Поговорим.
— То есть, что значит — садись, — Семен Николаевичсбросил с себя оцепенение, — что это вы в моем доме распоряжаетесь? Кто вывообще такой? И как сюда попали? Я сейчас милицию вызову!
— Не вызовешь, — поморщился старичок, —никого ты не вызовешь. Артур, дай ему стул, он даже этого сам сделать не может.
Семен Николаевич в первый момент и не заметил широкоплечегокоротко стриженного молодого человека — этакого громилу, потому что тот стоял унего за спиной. Когда молодчик шагнул к нему, Барсуков, не дожидаясь применениясилы, подошел к письменному столу и сел на предложенный стул.
— Вы кто такие? — требовательно спросил он. —Вы грабители?
— Ни в коем случае! — Старикан отвратительноусмехнулся, снова стряхнул пепел на драгоценный фарфор и уставился на Барсуковасвоими ледяными глазами. — Как ты сказал, Барсуков, чья эта квартира?
— Как это — чья? — Возмущению Семена Николаевичане было предела. — Моя, конечно! Что за идиотский вопрос!
— Насчет идиотских вопросов ты бы не спешил. —Старик поморщился. — А квартира эта вовсе не твоя, любезнейший, а покойнойМарианны.
— Вот именно, квартира принадлежала моей покойной жене,и я ее совершенно законно унаследовал!
— Ай, какие мы законопослушные! Унаследовал он, видишьли, совершенно законно! Богатый он теперь наследник, значит!
— А вам-то что за дело! — угрюмо пробормоталБарсуков.
— А дело мое такое, любезный, что Марианна осталасьдолжна мне деньги. Большие деньги.
— Сколько? — испуганно спросил Барсуков.
— Много, любезный, много. Восемьдесят тысяч долларов.
— А я-то при чем? — Барсуков взвизгнул кактрехмесячный поросенок. — Не я же у вас деньги занимал! Марианна со мнойделовые вопросы не обсуждала!
— — Да уж конечно, только с тобой деловые вопросы иобсуждать. Из тебя консультант, как из Артура вон — священник!
С тобой Марианна, я так понимаю, обсуждала только вопросытвоего гардероба и насущные проблемы меблировки.
— Вас не касаются мои отношения с покойной!
— Нечего тут передо мной безутешного вдовца разыгрывать!Видите ли, он у меня денег не занимал! Ты жил на Марианнины деньги, содержанкав брюках, а теперь слышать ни о чем не хочешь? Изволь ее долги платить!
— Я ничего не знаю ни про какие долги! И денег у менянету, я и так уже вещи продаю!
— Очень хорошо. Вот ты и продашь их все, свои вещи. Иквартиру продашь. И отдашь мне деньги, все до копейки.
Барсуков побледнел:
— Как это? А где же я буду жить? И на что?
— А ты, любезный, не хочешь ли устроиться на работу?Знаешь, некоторые люди работают и живут на заработанные деньги, а не на подачкижены.
— Я.., там, где я работал, очень давно не платятзарплату.., и когда платят, тоже очень мало.