Багровый папоротник - Ана Карана

но сейчас считаю, что абсолютно заслуженно устроил разбор полетов. А вот последствия, к которым подвела твоя выходка, обратная сторона медали и страха за близких. Посмотри, что получилось: набросился на тебя, Криса оттолкнул и не дал шанса лучшему другу. Не могу остановиться, когда теряю контроль, а ты, как специально, провоцируешь.

Обнимаю Джейса, повисая на шее. Вдыхаю запах кожаной куртки и чувствую, как брат утыкается мне в плечо. Молчим пару минут. Никогда не приходило в голову, насколько глубока рана Джейса, оставленная смертью родителей, мы не говорили об этом. Но теперь понимаю, что контроль — побочное явление, которое сопровождает страх потери и одиночества. Будь родители живы, брат бы не держал в голове мысль, что может лишиться остальной семьи. А что это, если не рана?

— Черт, — вздыхаю, — иногда забываю, что ты такой же человек, и у тебя могу быть переживания. Кажется, в детстве мне не хватало йода. Ну, кретинизм и все такое! — Джейс смеется, добрый знак. Продолжаю: — Но, знаешь, мне повезло. Я не чувствую боли или грызущей тоски из-за смерти родителей, не ощущаю, что семья неполноценная, потому что есть ты. И всегда был. А, значит, ты прекрасно справился с тем, чтобы дать все необходимое для счастья и стабильности. И, если вдруг подумал, что не ценю, это не так. Прости за то, что наговорила. И спасибо. Правда. Ты — главная опора в моей жизни.

Джейс отстраняется и внимательно смотрит, что-то обдумывая, а потом улыбается кончиком губ.

— Я горжусь. — Поправляет мне волосы. — Не твоим диагнозом, а тем, что смог стать опорой, в которой не сомневаешься. Потому что первым обычно не гордятся.

Хихикаю, подавляя сентиментальные слезы, и выдавливаю:

— Прости, что у меня не вышло.

— Это не так, — качает головой. — Помнишь, когда допоздна работал, ты могла встать, сварить кофе и сделать бутерброд? Тебе было пятнадцать или шестнадцать, но ты так по-взрослому говорила…

— Сколько можно, Джейсон Лайонхарт, тебе давно пора спать! — цитирую саму себя, изображая серьезность.

— Да-да, — улыбается. — Я выпивал кофе вприкуску с бутербродом, пока стояла над душой и притопывала. Потом ты выхватывала чашку, что-то ворчала под нос и уходила, а я продолжал работать. Но, знаешь, эти ночные бутерброды с кофе — лучшее, что я ел.

Прижимаюсь к нему крепче и закрываю глаза. Тепло разливается густым медом, согревая озябшие конечности. Джейс слегка наклоняется и тихо говорит:

— Я не стал бы разбивать тебе сердце, заставляя выбирать между мной и Фениксом. Если любишь его, я приму это.

— Меньше всего хотела, чтобы узнал вот так, между делом, — заглядываю в глаза. Всю жизнь смотрю на него снизу-вверх и чувствую себя маленькой. — Кайс боялся ранить твои чувства. Мы оба боялись, и потому отвергали саму мысль быть вместе, а когда это оказалось выше нас, признаться никак не выходило. Да мы сами-то только в Джастифай-сити выяснили отношения, поэтому…

Шкрябаю висок и виновато кошусь на брата.

— Ну, — фыркает, — мои чувства как-нибудь справятся.

— Пожалуйста, скажи, что дружба не пострадает. — Умоляюще складываю руки в молитвенном жесте. — Знаю, злишься, я бы тоже злилась, но дай ему шанс все исправить.

Джейс вздыхает, закатывает глаза и улыбается.

— Мы разберемся, Рокс. Не думай об этом, ладно?

— Спасибо, — от волнения пружиню на пятках. — Для меня это очень важно!

— Все будет нормально.

Возвращаемся к остальным. Феникс смотрит с надеждой, и я исподтишка улыбаюсь. Тут же загорается, как мифологическая птица, в честь которой носит фамилию. Главное, чтобы самосожжения не устроил, а то, насколько помню, это не очень хорошее предвестие.

Джейс, смерив товарища долгим взором, наконец, выдыхает и протягивает руку.

— Это твоя головная боль, — указывает на меня кивком. — Не хочу ничего знать о ссорах и обоюдных претензиях, не нужно спрашивать у меня мнения и просить занять чью-то сторону. Это и тебя касается, — Джейс бросает на меня выразительный взгляд. — Это мое условие, если хотите.

— Понял. — Феникс уважительно склоняет голову и тихо добавляет: — я не обижу ее, даю слово.

— А у меня никто спросить не хочет? — взбрыкивает Крис, но в голосе слышу смешок. — Я тоже ее родственник!

— Когда твои дружки придут признаваться в любви, обещаю, разбираться будешь ты, — Джейс ехидно суживает глаза.

Осматриваюсь по сторонам и понимаю, что кого-то не хватает. Подхожу к Цилле и спрашиваю, где Марго.

— Ты шутишь, Лайонхарт? — окатывает ледяной волной и отвечает в обычной саркастической манере. — Она, конечно, мне подруга не больше, чем ты, но даже я представляю, каково было слушать ваши разборки.

— Зараза, — цокаю. — Все должно было быть не так.

— Какая трагедия!

— Ой, — отмахиваюсь.

Несмотря на внешнюю браваду, гложет совесть, которую отчаянно пытаюсь давить, но ее мучительная агония никак не прекратится. Как бы не относилась к Марго, все равно не желала угощать коктейлем из боли с сиропом в виде предательства. В моих грезах мы с Кайсом разговаривали с ней на чистоту, а она достойно принимала ситуацию и уходила в закат.

Разговор слышит Блю и решает вмешаться.

— Джейс в порядке?

Киваю.

— Это было жестоко. — Пронзительные голубые глаза наполнены жалостью. — Марго не заслужила, чтобы от нее отказались в присутствии всех, да еще так, будто ее вовсе не существует.

— Что ты хочешь услышать, Блю? — раздражаюсь. — Думаешь, я хотела этого? Представляла все по-другому.

— С птичками и ромашками? — встревает Цилла.

— Цилла, иди, впрысни яд в кого-нибудь другого, — отвечаю. — Без тебя тошно!

Покачав головой и закатив глаза, оставляет нас с Блю, присоединяясь к разговору Гарпий.

— Погано вышло, знаю, — говорю, заметив выражение лица подруги. — Я поговорю с Марго. И Кайс, конечно, тоже.

— Когда вы решили признаться?

— В Джастифай-сити. Наверное, надышались угарным газом, — глупо хихикаю, но прекращаю, поняв, что смеюсь одна. — Это шутка.

— Несмешно, если честно, — прикусывает губу.

Молча смотрим друг на друга. Отмечаю, что Блю выглядит болезненно: кожа бледнее обычного, руки трясутся, а на лбу испарина.

— А с тобой что? — спрашиваю. — Тебе плохо?

— Нет, с чего взяла? — Прислоняет ладонь ко лбу, вытирая капельки пота. — Просто не могу выкинуть из головы Зои в пасти перевертыша. Мне не по себе.

Мрачнею, услышав имя погибшей женщины.

— Да. Мне тоже.

— Джонатан хотел вернуться наружу, говорит, у Энди остались важные материалы в рюкзаке. — Блю оглядывается на запертую дверь. — Еле уговорили не делать этого. Вряд ли там что-то уцелело.

— Не сказал, что?

— Говорит, касается задания Картера. Больше ничего вытянуть не удалось.

В памяти всплывает разговор с Зои у колеса обозрения, когда штопала мне рану. Что-то о разных точках зрения. Связано ли это с материалами, ради которых можно