Штрафбат. Наказание, искупление (Военно-историческая быль) - Александр Пыльцын

Мама моя, Мария Даниловна, была моложе отца на целых 20 лет и происходила из семьи простого рабочего, железнодорожника-путейца. Ее, не знавшую грамоты, но откуда-то помнящую несметное количество метких народных пословиц и поговорок, учил грамоте я, когда уже сам стал учеником первого класса, хотя бегло и уверенно читал давно, лет с четырех-пяти. По упорному моему настоянию она стала посещать кружок «ликбеза», «ЛИКвидации БЕЗграмотности», такие кружки тогда были широко распространены по всей стране и имели большое значение в деле быстрого повышения грамотности основной массы рабоче-крестьянского населения. А я с удовольствием и гордостью «курировал» ликвидацию ее безграмотности и считал себя, первоклашку, причастным к сравнительно заметным ее успехам.

Она довольно быстро освоила азы грамоты, стала не бойко, но уверенно читать и, правда с трудом, писать. На большее у нее не было ни времени, ни терпения. Однако этой грамотности ей хватило, чтобы с началом войны, когда мужское население «подчистила» мобилизация, освоить должность оператора автоматизированного стрелочного блокпоста на станции Кимкан Дальневосточной железной дороги, где мы жили с 1931 года. Там она проработала еще не один год после окончания войны, заслужив правительственные медали «За трудовое отличие», «За доблестный труд в Великой Отечественной войне» и высшую профессиональную награду — знак «Почетный железнодорожник».

Ее отец, мой дед, Данила Леонтьевич Карелин, работавший в то время под началом моего отца, был широкой кости, крепкий сибиряк, как тогда говорили, истинно русский «чалдон», заядлый охотник, рыболов и страстный пчеловод. Моя бабушка Екатерина Ивановна, или, как все мы ее звали, баба Катя, пожалуй, единственная в нашей большой семье истинно и глубоко верующая, исполняла все положенные религиозные ритуалы и праздники, красный угол в ее доме был богато украшен иконами и лампадками. Дед говорил, что выкрал ее невестой из хакасской деревни. Как и многие люди ее возраста, была совершенно неграмотна, но удивительно ловко пересчитывала деньги из зарплаты, которую ей приносил дед Данила.

Мария Даниловна, мама А. В. Пыльцына

Данила Леонтьевич Карелин, дед А. В. Пыльцына

Семья наша не относилась к разряду богатых. Тогда социальное неравенство не было так заметно, как сейчас, и вообще ни о каких выдающихся богачах даже анекдотов не сочиняли, просто тогда и не могло быть таких долларовых миллиардеров, как ныне Абрамович, Прохоров и иже с ними. Но самый тяжелый, голодный 1933 год мы пережили без трагических потерь. Знали мы, что во всей стране разразилась эта беда. Не было у нас тогда радио, но пассажиры поездов, проходящих через нашу станцию, достовернее всяких СМИ сообщали о том, как живут другие области и республики. Тогда и разговоров не было о каком-то особом голоде на Украине, откуда хоть не в массовом порядке, но целые семьи, в том числе и еврейские, переезжали «осваивать» дальневосточные земли, тогда в 1934 году и была образована Еврейская АО.

В основном в эти 30-е годы нас спасала от голода тайга. Отец, тоже умелый охотник, снабжал семью дичью. Помню, в особенно трудную зиму почти каждый выходной он уходил в тайгу с ружьем и приносил то одного-двух зайцев, то нескольких белок или глухарей, так что мясом мы были обеспечены. Должен сказать, беличье мясо нам тогда очень нравилось. Да еще я помню, как у нас по квартире были расставлены многочисленные рогульки с натянутыми на них шкурками пушных зверей, которые отец умело выделывал, а затем сдавал в лавки «Заготпушнины», получая взамен весьма дефицитные тогда муку и сахар. Кроме того, с осени он брал небольшой отпуск и уходил в ту же тайгу на заготовки кедрового ореха. Там, в тайге он сбивал с высоченных кедров шишки, обмолачивал их там же и приносил орехи домой мешками. Приспособился собственноручно изготовленным прессом давить из его зерен отличное «постное» кедровое масло (ныне считается особо целебным).

Молоко от собственной коровы или продукты из него нередко уходили на продажу или «бартер», как сегодня модно говорить. Остававшийся жмых от кедровых орехов мама использовала для изготовления «кедрового молока» и добавок в хлеб, который пекла лепешками из очень небольшого количества муки, перемешанной с имевшимся тогда в свободной продаже ячменным и желудевым «кофе» да овсяным толокном (булочки из этого теста не получались). И эти совершенно черные, особого вкуса лепешки как-то заменяли нам настоящий хлеб и хоть на время насыщали наши детские желудки. Когда я к 13–14 годам вытянулся и ростом перегнал своих старших братьев, у меня возник вопрос: почему я, младший из братьев в семье, стал длиннее их обоих, и среднего, Виктора, и старшего, Ивана? Да и сестра Тоня, младшая в семье, оказалась далеко не самой маленькой по росту из местных девчонок.

Это уже через много лет после войны в одной научно-популярной статье о пользе кедровых орехов я узнал, что этот дар тайги — не только просто кладезь самых различных витаминов, в том числе и способствующих развитию детского организма, но и удивительно богат он различными дефицитными микроэлементами. Я даже рискну перечислить их: марганец, йод, медь, титан, серебро, алюминий и другие. Но оказывается, эти орешки еще и богаты веществами (антиоксидантами), предотвращающими старение организма! И это еще не все. Ореховые ядрышки содержат белка в 12 раз больше, чем куриное мясо, а 100 граммов их содержат почти 700 килокалорий! Так вот почему мы сравнительно легко перенесли трудные тридцатые годы, голодные во всей стране, а не только на Украине, как твердят русофобские «историки». Очевидно, наши растущие организмы не только успешно пополнялись тогда необходимыми составляющими для своего рода акселерации, но и определенное долголетие тоже тогда в нас заложилось: все-таки мне уже за 90!

Ну, это, наверное, из области желаний и предположений. А если читателю хочется и дальше знакомиться с нашим взаимодействием с дальневосточной природой, немного еще терпения. Была у нас семейная традиция ежегодно делать различные заготовки плодов дикорастущих растений, ягод, грибов. Эти заготовки спасали нас не только от голода, но и от свирепствовавшей тогда на Дальнем Востоке, особенно в северных его районах, цинги. Мы с детства были приучены к сбору этих «полезностей» и хорошо их знали. Собирали и в большом количестве сушили грибы — маслята, моховики, главные грибы — белые, и солили большие белые грузди! На соления брали также рыжики и лисички, но особый грибной деликатес был у нас — беляночки и волнушечки. Мама всегда напутствовала нас, чтобы грибочки эти мы брали не больше пуговицы от пальто или медного пятака. Благо грибных полян много, выбор был.

Фруктами Дальний Восток, как известно, небогат. Но зато ягод!!! В ближайшей тайге мы находили земляничные поляны, кусты жимолости, целые заросли малины, которые кроме нас иногда посещали и медведи, о чем нас не уставали предупреждать взрослые, хотя мне лично такая встреча, к счастью, не привалила. Особый восторг вызывали у нас, ребятни, терпкая, продолговато-крупная ягода, зеленоватая, когда она даже спелая (по-местному ее почему-то называли «кишмиш», хотя научное ее название «актинидия»), да дикий виноград с его исчерна-синими, будто покрытыми легким инеем, продолговатыми ягодами. Собирали, конечно, еще рябину и черемуху — все шло «в дело». А если подальше, на так называемые «ягодные мари», — мы ходили только со взрослыми, хотя «взрослыми» в этих случаях считались и мальчишки лет с 14–15. Оттуда приносили мы полные «туеса» (короба из бересты) голубики, брусники. Так же далеко ходили по весне на сбор черемши, этого дикорастущего широколистного растения с острым запахом и вкусом чеснока, кладезя витамина С, главного «доктора» от цинги.