Игра трех королей - Катерина Траум

Только вот неловкость он не играл, а острое желание взглянуть в коричные глаза хотя бы мимоходом было именно что желанием. Настоящим, идущим откуда-то от дрожащего в груди рубильника, трепыхающегося в попытках включиться и запустить ток крови в обратное направление. Граничащей с безумием потребностью впитать снова этот хитрый и невозможно исцеляющий блеск в сверхъестественной глубине. Убедиться, что она видит в нём всё того же человека, а не ледяного стража никому не нужных границ.

– Будет сделано, магистр, – шутливо козырнула Лора в ответ на его учительский тон, и уже у самых дверей Рик всё-таки не сдержался, оглянувшись и посмотрев на неё без утайки.

Чуть бледная, чуть помятая, как и он сам, но абсолютно не напуганная. Слабо улыбающаяся на прощание. В его руке всё ещё сжат блистер аспирина, и кажется, если сейчас сделает шаг назад, чтобы его отдать, то на этот раз пальцы соприкоснутся, сами, без утерянного к чёрту контроля. И уже не остановятся, поддавшись зову оттаивающих вен.

Когда лёд согревается слишком резко, он громко трещит от поверхностного натяжения – и внутри трещало так опасно, что ему просто необходимо было прямо сейчас вернуться в сухую формальность своей безликой жизни.

– До вечера, Лора, – сухо не вышло. Её имя прозвенело по рёбрам глухим эхом, заразившим хуже любого вируса. Он решительно дёрнул дверную ручку, выходя на улицу с неприличной поспешностью.

– Пока, Рик, – раздался в спину приглушённый ответ, от которого между лопаток обдало колючими иглами.

Добравшись до родного салона «Фольксвагена» Рик долгих минут десять не мог завести движок, гипнотизируя руль и пытаясь дышать чаще. А потом достал из кармана куртки телефон, нашёл там контакт, который уже стоило поставить на быстрый набор, и без тени сомнений его переименовал. Не Фредерика, не мошенница, не отстранённая кличка и рекламные завитушки с плаката в лавке.

Лора. Имя, которое она выбрала сама. То, которое после этой ночи неизбежно нагревало в животе невидимую спираль.

***

В любой непонятной ситуации иди на кухню и приготовь что-нибудь – завет от тёти Шаисты сегодня оказался как нельзя кстати. Копошение с едой всегда здорово отвлекало от лишних мыслей, а уж если сопровождалось ненавязчивыми голосами старой доброй «Аббы» из динамика телефона, то превращалось для Лоры в увлекательный и довольно творческий процесс. Она привыкла заменять продукты аналогичными оригинальным рецептам, но более дешёвыми, и тонко чувствовала приправы: не зря росла среди них, этих бесконечных пряных запахов, ярких и мускусных, острых и горьковатых. Когда-то тётя часто говорила, что если бы они жили у себя на родине, из Лоры вышла бы замечательная невеста и мать. Но сейчас даже у Шаисты подобные речи вызывали смех, а намертво вшитый под кожу левой руки гормональный имплант надёжно защищал от любых возможных случайностей. Хотя, наверное, надёжнее собственного страха перед касаниями ничего и быть не могло. Готовить же не обязательно для мужчины: можно и для себя, и для соседки, и просто потому, что думать о сочетаемости кардамона с белым перцем куда легче, чем вспоминать о том, как ночью пальцы запутались в чужой шевелюре. Словно так и надо.

Нут, кинза, растительное масло… шарики ароматного и лёгкого фалафеля, одного из любимых блюд Кэтрин.

А перед глазами строчки зачитанной в детстве до дыр книжки про Белого Клыка, волчонка, прошедшего ад. Волчонка, для которого положить голову на колени человеку и открыть шею значило отдать свою жизнь в чужие руки. Довериться. Нет, Рик ни за что бы ни показал эту болевую точку едва знакомой мошеннице, если бы не дурман. Его очевидное смущение утром. Жалеет или боится? Да он в ужасе, это же очевидно.

Булгур, помидор, листики мяты. Табуле, блюдо хорошей фигуры и энергии. Не думать.

Но ведь она не враг. Не тот, кто перережет это открытое горло. И всё же факт для неё был диким – с чего ради с Риком сами рушились один за другим все возможные барьеры, тогда как Ашеру даже подобного рода откровенности пришлось добиваться месяцами. Этот излучаемый одними нотками бензина и бергамота кокон защищённости, расслабляющий инстинкты… Будто её, Лору, случайно запустили под черепаший панцирь, и очень важно не натоптать под порогом грязными ботинками. А внутри так уютно и надёжно, что не хотелось уходить.

Рикотта, лимон, тесто катаифи. Разливающиеся по кухне запахи кнафе и миндальные орешки для посыпки. Рука замерла над почти готовым десертом в неожиданном понимании.

Это не он открыл шею. Это сделала она сама, когда протянула ему запястья, зная, что он вправе арестовать.

До конца дня Лора так и не смогла избавиться от волнения, щекотки где-то в желудке, куда не смогла запихнуть почти ничего из приготовленных вкусностей. Не помогла и ванна с розовым маслом, и ароматный успокаивающий чай с имбирём. Она заставляла себя думать, что это лишь мандраж перед предстоящим ночью вторжением в охраняемую часть порта, что её волнует очередное правонарушение, которое согласилась совершить ради… чего? Уж точно не безопасности людей. Не её стиль, переживать за других. Но за то, раскроет ли Рик это дело, хотелось переживать. И что бы там ни было, но когда решительно наносила макияж и засовывала в карман серой курточки револьвер, нарушение закона её не волновало совсем. Ни собаки, ни цолл, ни собственная шкура. А только обещание, которое дала глаза в глаза и не могла нарушить. Не подвести его. Оправдать это доверие любой ценой.

Последнее, что она решила захватить помимо ключей и документов – добытые из подвала старые и немного ржавые ножницы по металлу, принадлежавшие владелице квартиры. Не желая отягощать руки рюкзаком, инструмент Лора держала на виду, когда в десять вечера закрыла за собой замок и пошла к уже практически привычно ждущему на обочине Будапештер «Фольксвагену». Гамбург стремительной холодной паутиной опутывали сумерки, плотным и туманным покрывалом, принесённым бризом от Северного моря. Набрав в лёгкие побольше воздуха, Лора потянула на себя дверцу и уже готовилась сесть в машину, но тут к ней сбоку подскочила щуплая девчушка в грязноватой длинной юбке и засаленном платке, из-под которого выбивались чёрные прядки.

– Хоа лель, хоа лель!28 – пропищала бродяжка, жалобно смотря на Лору и протягивая испачканную сажей ладошку. Настолько тонкую, что казалось, дунет ветер посильней и сломает кость: – Нан29…

– Саи́да30, – вздохнув, потянулась Лора к тому карману куртки, где не лежал револьвер, и загребла оттуда всю мятую наличность, какая была – от силы евро десять, пара центов и откуда-то завалявшиеся карамельки: – Ва́хла31, – буркнула она, вложив всё это добро в спешно подставленные дрожащие руки.

– Манана!32 – расплылась в благодарной улыбке немытая мордашка, прижав к себе полученное богатство, и похоже, что конфетам она обрадовалась больше денег. Конечно: монеты отберут взрослые, вновь ничего не дав голодному ребёнку, а вот сладости точно останутся ей.

– Барака-Ллаху ляк, – дежурно попрощалась с ней Лора, крепче стиснув в руке ножницы. Девчонка уже понеслась дальше по улице, пряча добычу под одежду, а отмереть не получалось. Будто увидела саму себя двадцать лет назад: специально наряжающуюся в рваньё и пачкающую руки, чтобы поболтаться у вокзала и выпросить монет. Тётя не знала. А знала бы – только расстроилась, но не осудила. Расстраивать её Лора не любила и сейчас.