Под лапой. Исповедь кошатника - Том Кокс

Пабло, например, буквально излучал глупость. Его интеллектуальное развитие – полная противоположность Бутси: он постепенно становился все более толстым и жизнерадостным, при этом хитрости или сообразительности у него не прибавилось ни на йоту. С тех пор как Пабло впервые вырубился на диване, язык у него почти всегда оставался высунутым, отчего о мечтах принять участие в телевикторине на Би-би-си ему пришлось забыть. Мы слегка переживали, однако наш новый ветеринар, франкоканадец, объяснил, что главный орган вкуса Пабло упрямо не желает возвращаться в рот лишь по одной простой причине: у кота отсутствуют два передних зуба, которые должны бы удерживать эту розовую штуку внутри.

Когда Пабло лежал у нас на кровати, в этом не было ничего милого и прелестного – нет же ничего милого и прелестного в толстом парне, который сидит на диване в трусах с пультом от телевизора в руке. Однако мы с Ди не хотели выделять любимчиков, поэтому старались фотографировать откисающего Пабло не меньше, чем сияющего своим великолепием Ральфа или красиво свернувшуюся в цветочном горшке Бутси.

В моменты задумчивости у Медведя всегда был такой взгляд, как будто он попал в страну своей мечты, населенную высшей четырехлапой расой, но если Пабло на таких фотографиях пририсовать облачко с мыслями, там будет либо вкусно пахнущее мясо, либо – в миг особо глубоких размышлений – бесконечно крутящаяся в колесе мышь.

Прошел год с тех пор, как мы спасли Пабло. Казалось бы, пора забыть о жизни в диких условиях, но он по-прежнему спал и ел так, будто ожидал, что в любой момент опять может оказаться на улице. Если Бутси и Медведь давно научились различать шорох пакетика мясных кусочков «Феликс» со вкусом говядины от обертки шоколадного батончика «Тоффи», то Пабло заслышав шуршание любой пластиковой упаковки или открывающегося ящика, мчался на кухню, точно Джин Симмонс из «Kiss», спешащий на зов фанатов.

За каждым передвижением миски Пабло наблюдал так же внимательно, как центральный нападающий следит за движениями полузащитника. Направит ли он мяч между стойкой кухонных ворот и перилами лестницы? Нет, он съест содержимое до последнего кусочка, пустит газы и потом станет искать, где ему отоспаться. Пабло вырубался на кровати с невероятно довольным видом; для полного счастья ему было достаточно чистого покрывала и центрального отопления. Наверное, лишь один момент в моей жизни может хоть немного сравниться с удовлетворением, которое испытывал Пабло: мне было семь лет, и я залез в горячую ванну после того, как отец самонадеянно вывез семью на прогулку по снежному Дербиширу, где мы потерялись, а вернулись назад в машине уже в кромешной тьме.

Как-то летом, за пару лет до появления в нашем доме Пабло и Бутси, у моих дяди и тети были неприятности с одним диким котом. Этот деспот выплеснул свой изгойский гнев с такой силой, что все их коты, Черныш, Черно-белый и Ролли, стали справлять нужду в ванне. Однако пушистый террорист решил, что недостаточно запугал этих троих, и продолжил битву внутри дома. В общем, дяде с тетей пришлось установить магнитную кошачью дверцу. Неплохой выход из ситуации, только вот Черныш, Черно-белый и Ролли теперь зачастую попадали в неловкое положение: из-за магнитных ошейников головы притягивало к дверце холодильника. Ни один дикий кот прежде не доставлял нам столько проблем, хотя однажды, еще в Брантоне, я проснулся от того, что в гостиной дрались два огромных, предположительно диких которазбойника, а всего за пару месяцев до нашей встречи с Пабло какой-то горластый грязновато-белый дикарь начал регулярно мутузить Шипли с Ральфом. Мы пытались блокировать кошачью дверцу на ночь, но эксперимент провалился.

А может, мы просто неправильно поняли этих дикарей? Может, донимавший тетю и дядю дикарь хотел и сам прилипать к холодильнику? Может, ту жуткую царапину на глазу Шипли оставила отважная лапа кота, готового дарить бескорыстную любовь? Пабло тоже, бывало, чересчур резвился с Бутси, но я не могу представить, чтобы он поднял на кого-то свою большую мягкую рукавичку. Когда Шипли счел, что от этого толстого, смахивающего на пушистый помпон существа, исходит угроза, и набросился на Пабло, тот прибег к ежиной тактике: свернулся в клубок – превратившись в гигантский шар – и лежал так, пока опасность не миновала.

На тот момент у каждого из моих питомцев была запутанная история отношений со всеми другими. Встречаясь на лестнице, они припоминали друг другу сотни украденных нагретых местечек, настойчивых обнюхиваний задниц, злобных взглядов, разборок с помечанием территории, незаслуженных лакомств и споров о кошачьей мяте. Несмотря на все это, Пабло ни на кого не держал зла – зато на него частенько злились остальные.

Джанета, по-видимому, ничуть не волновало, что в нашем доме ему отведена роль дурачка. Не знаю, связаны ли две эти вещи, но за все годы именно его психологическое состояние доставляло нам меньше всего проблем. Неприятности с ним, конечно, случались – Джанет блевал, как бегун, объевшийся перед кроссом, и частенько направлял свою мощную струю в сторону «Зенита» и «Надира», кошачьих автоматических кормушки и поилки со странными названиями[19]. Впрочем, я научился распознавать первые признаки тошноты и обычно успевал предотвратить катастрофу[20]. Ни одно из наших животных за свою жизнь не разбило столько керамических и стеклянных вещей, а однажды Джанет, проходя мимо свечки, спалил себе хвост. Однако, несмотря на подобную неуклюжесть, он всегда оставался невозмутимым.

Хотя с момента переезда в Норфолк Джанет притащил в дом на своем хвосте столько опилок, что хватило бы на целый лес, к его коже никакая гадость не присасывалась, да и периодов уныния мы за ним не замечали. В отличие от Шипли и Медведя, он не терял в драке кусок уха и не противился появлению в доме новых маленьких жильцов. Запросы Джанета касательно досуга были на удивление простыми. Большинству представителей нашей пушистой семьи требовалась кошачья мята и заграничные мыши на батарейках, чтобы ненадолго впасть в игривое состояние, Джанет обычно сторонился покупных игрушек, и для полного счастья ему хватало сухой макаронины или колпачка от ручки, которые он мог часами гонять по полу.

У меня не было веских причин считать его умственно отсталым. Единственное происшествие, в результате которого Джанет мог повредиться рассудком, произошло в Лондоне, когда он прыгнул из окна квартиры за диким голубем. После этого Джанет был слегка не в себе, но наш тогдашний ветеринар, южноафриканец, сказал, что беспокоиться не надо. Учитывая, что сам прыжок не отличался здравым смыслом, вряд ли стоило делить умственные способности Джанета на до и после.