Среди дикарей и пиратов - Уильям Кингстон

Пища у всех была одинаковая: она варилась в большом котле; дичь и овощи нарезались на маленькие кусочки, туда же прибавлялись сухари или мука, перец и горчица. Это было наше любимое блюдо, приготовлявшееся и для обеда, и для ужина, и очень вкусное. Отец, мать, Эдит, Медж, я и другие мальчики садились с одной стороны костра, остальные с другой. Пуллинго обыкновенно присаживался к Падди, которого считал своим лучшим другом. Они очень хорошо понимали друг друга, вознаграждая недостаток слов знаками, непонятными для нас.

В этот вечер Пуллинго, вместо того чтобы сесть впереди, уселся сзади Дойля, который передал ему миску с супом. В конце ужина я взглянул в сторону чернокожего и увидел, что он исчез. Во время молчания, наступавшего среди наших разговоров, мне слышались какие-то странные звуки, доносившиеся из чащи леса, но я не обратил внимания на них, так как подумал, что, вероятно, это кричат попугаи или какаду перед отходом ко сну.

Вдруг я увидел, что Пуллинго подошел к Падди, дотронулся до его плеча и сделал знак, чтобы он следовал за ним. Меня заинтересовало, что хочет показать дикарь своему другу, я взял ружье и прокрался за ним. Чернокожий повел нас к югу, на тот путь, по которому мы должны были идти на следующее утро.

Пройдя немного, я заметил свет огня, отражавшегося на ветвях деревьев впереди нас. Мы приближались к огню; чернокожий остановился за густыми, низкими кустами. Я видел, как Падди встал на цыпочки и заглянул поверх кустов; я последовал его примеру и увидел зрелище, при котором дрожь пробежала у меня по телу. У Падди зубы стучали, весь он трясся, но продолжал смотреть, как будто не в силах оторваться. Прямо перед нами, но в некотором отдалении, в темной чаще, виднелось от двадцати до тридцати скелетов, быстро двигавшихся, извивавшихся, кружившихся и прыгавших. Они поочередно вскидывали руками и ногами, напоминая игрушки, которых дергают за веревочки для забавы маленьких детей. Они бросались то в одну, то в другую сторону, то на землю, как будто хотели пройтись колесом, то прыгали все вместе, то один за другим. После ряда необыкновенных движений они внезапно исчезли. Я думал, что они ушли совсем; но в следующее же мгновение они появились и принялись за прежние штуки.

В первое мгновение я невольно подумал, что передо мной скелеты, оживленные волшебной силой. Я видел, что бедный Падди вполне уверен в этом. Все это время оркестр местных музыкантов, стоя перед нами и, очевидно, не замечая нашего присутствия, яростно колотил в барабаны. Эта музыка еще более убедила меня (если я нуждался в доказательстве), что передо мной живые человеческие существа; предположение мое еще более подтвердилось, когда скелеты подошли к огню и я увидел дородные черные тела туземцев, разрисованные полосами белой краской, напоминавшими кости скелетов.

Дикари продолжали свой странный танец; они кружились, извивались; иные стояли подбоченясь. Вздох облегчения, вырвавшийся из груди бедного Падди, чуть было не выдал нашего присутствия, о котором Пуллинго, по-видимому, не сообщил дикарям. Трудно сказать, какое было у них намерение, и что имел в виду Пуллинго, приведя нас. Может быть, они узнали о нашем присутствии в окрестностях и хотели помешать нашему дальнейшему путешествию, а может быть, исполняли туземный танец «Корроборри» только для собственного удовольствия.

Я дернул Падди за руку, и он охотно покинул место действия.

— Да, мастер Годфрей, странные создания эти негры, — сказал он. — Сознаюсь, ваша честь, когда я впервые увидел их, я был готов провалиться сквозь землю и сам превратиться в скелет. Не понимаю, зачем Пуллинго привел нас посмотреть на них.

— И я также, — сказал я. — Может быть, отец или мастер Медж разрешат эту загадку.

Мы были уже настолько далеко от дикарей, что они не могли слышать нас. Вскоре нас догнал Пуллинго и, по словам Падди, спросил, что мы думаем о виденном нами.

Принесенные нами сведения о нахождении вблизи большого количества туземцев были далеко не утешительны. Отец решил продолжать путь на следующий день, не отдыхая, как предполагал раньше. Мать сказала, что она в состоянии идти дальше. Рассказ о танце скелетов возбудил любопытство Меджа, Тома и Гарри, и они решили посмотреть это зрелище. Бертон вызвался идти с нами; остальные, выслушав описание Падди, по-видимому, нашли в этом что-то странное и сверхъестественное и не высказали желания идти с нами. Что касается Пуллинго, то он не пробовал объяснить нам, что означало это зрелище, и я невольно заподозрил, что он с намерением сам подготовил его. Медж и остальные вернулись нескоро; дикари не заметили их, и скелеты продолжали свою бешеную пляску.

Отец приказал усилить охрану ночью. Чтобы показать пример, он первый стал на дежурство с Бертоном и одним из матросов. Я сменил его через два часа. Все время, что я стоял на карауле, я слышал вдали барабанный бой; дикари, очевидно, продолжали свой танец. Медж, сменивший меня, говорил, что он также все время слышал звук барабанов. Туземцы, должно быть, танцевали до восхода солнца.

Мы пустились в путь на рассвете, чтобы избежать встречи с дикарями, и сделали около четырех миль, прежде чем остановились, чтобы позавтракать. Пуллинго шел, по обыкновению, впереди, и нам казалось, что он не имел никакого отношения к дикарям, которые танцевали «Корроборри». Отец, однако, не вполне доверял ему; часто вынимал компас и смотрел на него, чтобы убедиться, так ли ведет нас Пуллинго. Мы могли бы обойтись и без его предводительства, если бы он не был полезен нам тем, что указывал источники воды и деревья, на которые усаживались на ночь попугаи, голуби и другие птицы.

После завтрака мы отдохнули немного и снова пошли вперед, надеясь обогнать наших ночных чернокожих соседей. Так как мать и Эдит не могли идти так долго, как накануне, то мы остановились вскоре после полудня в лесистой местности, очень похожей на те, в которых мы располагались лагерем в предыдущие ночи, на южной стороне реки, только что перейденной нами. Я назвал это рекой, но в сущности то был ряд многочисленных, более или менее глубоких, оврагов, соединенных крошечной речкой, которую мы перешли без малейшего труда. Видно было, что в дождливое время года вода подымалась на много футов, принимая вид потока, трудного и часто опасного для перехода.

Мы быстро построили шалаш для матери и Эдит и устроили помещения для себя. Медж, Дойль, Гарри и я взяли ружья и пошли на охоту за дичью, надеясь убить достаточно птиц и для завтрака на следующий день. Оглянувшись вокруг, мы увидели, что Пуллинго исчез; никто не мог сказать, в каком направлении он ушел.

— Мы отлично можем обойтись без него, — заметил Медж, — только надо постараться не потерять дороги.

Отец предложил взять компас, предупреждая нас быть осторожными. Мы шли с намерением настрелять какаду, попугаев, голубей — вообще всяких птиц, годных для еды, именами которых мы вовсе не интересовались. Особенно же нам хотелось добыть кенгуру или какого-нибудь другого зверя. Мы убили несколько красивых голубок и попугаев. Я невольно чувствовал жалость, лишая жизни такие красивые существа.

Вдруг Гарри крикнул:

— Смотрите! Смотрите! Что это за страшный зверь?