Невеста-наследница - Кэтрин Коултер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она тотчас принялась колотить его кулаками по рукам, крича:
— Нет!
— Джоан, позволь мне посмотреть, что с тобой. О Господи, ведь я твой муж. Я уже видел все твои прелести.
— Уйди, Колин. Сейчас, в эту минуту, я не питаю к тебе особо теплых чувств. Пожалуйста, уйди, оставь меня.
— Как тебе будет угодно. Хочешь, я велю принести тебе сюда горячей воды?
— Да, спасибо. Уйди.
Он ушел. Не прошло и десяти минут, как в спальню робко заглянула молодая служанка.
— Меня зовут Эмма, миледи, — робко объявила она. — Я принесла вам воду.
— Спасибо, Эмма, — сказала Синджен и сразу же отослала служанку прочь.
Да, выглядела она ужасно и чувствовала себя не лучше. Между ног все воспалено, натерто от верховой езды и болит. Она вымылась, с трудом забралась обратно в постель и легла на самый ее край. Она чувствовала себя здесь чужой и была в ярости из-за того, что Колин умолчал о таком важном обстоятельстве, как наличие у него детей.
Итак, она, Синджен, приходится теперь мачехой двум детям, которые, судя по всему, терпеть ее не могут. К ее облегчению, она недолго размышляла об этом: вскоре ее сморил сон.
Но это было несколько часов назад. Теперь она проснулась. Надо встать и идти к остальным: к Колину, его тетушке, его бывшей свояченице и двум детям, его детям. Ей не хотелось выходить к ним. Интересно, что Колин сказал им о ее недомогании? Во всяком случае — не правду. Теперь они будут считать ее неженкой. Хилой английской неженкой. Она уже собралась выбраться из постели, когда дверь вдруг отворилась и в комнату просунулось маленькое личико.
Это была Далинг.
— Ты проснулась?
— Да, — ответила Синджен, повернувшись к заглядывающей в комнату девочке. — Я уже собиралась встать и одеться.
— А зачем ты разделась? Папа ничего не сказал нам.
— Я просто устала, только и всего. От Лондона до замка Вир путь неблизкий. Ваш папа хотел как можно скорее вернуться домой, к тебе и Филипу. Почему ты пришла ко мне, Далинг? Ты что-то хочешь?
Далинг бочком проскользнула в комнату, и Синджен увидела, что на ней надето платьице из плотной шерстяной материи, из которого она уже выросла, и грубые, изрядно поцарапанные сапожки, пожалуй, тесноватые для ее растущих ножек. Вряд ли девочке было удобно в таком наряде
— Я хотела посмотреть, такая ли ты уродливая, как я думала.
Вот чертовка, подумала Синджен. Далинг напомнила ей Эйми, одну из питомиц Райдера, редкую проказницу, о которой Райдер говорил, что ее выставляемое напоказ нахальство — это всего лишь попытка скрыть глубоко укоренившийся страх.
— Ну что ж, Далинг, тогда подойди ко мне поближе. Давай поговорим… Справедливость — очень важное качество в жизни.
Когда малышка подошла к возвышению, на котором стояла кровать, Синджен взяла ее под мышки, подняла и усадила рядом с собой.
— Теперь ты сможешь рассмотреть меня как следует.
— Ты говоришь так же странно, как тетя Арлет. Она все время кричит на нас с Филипом, чтобы мы говорили как папа, а не как все остальные.
— Ты, Далинг, говоришь очень хорошо, — ответила на это Синджен, стараясь сидеть неподвижно, так как девочка начала ощупывать ее лицо. Ее пальчики легко коснулись красной отметины на щеке Синджен, и она спросила:
— Что это?
— Когда мы с твоим отцом были в Эдинбурге, в меня случайно попал брошенный кем-то камень. Эта царапина неглубокая и скоро заживет.
— Ты не слишком уродливая, а только немножко.
— Спасибо на добром слове. Ты тоже не уродливая.
— Я? Уродливая?! Да я изумительная красавица, такая же, как моя мама. Так все говорят.
— Правда? Дай мне посмотреть.
И Синджен проделала с Далинг то же самое, что та только что проделывала с ней: она принялась ощупывать лицо девчушки, задерживая пальцы то там, то здесь и не говоря при этом ни слова.
Далинг начала ерзать.
— Я знаю, что я изумительная красавица. А если еще нет, то стану ею, когда вырасту большая.
— Ты похожа не только на свою мать, Далинг, но и на отца. Ты должна радоваться этому сходству, потому что твой отец очень красив. Ты унаследовала его глаза. У него прекрасные синие глаза и у тебя тоже. Посмотри, мои глаза тоже красивые, не правда ли? Они голубые, как у всех Шербруков. Шербрук — это фамилия моей семьи.
Далинг задумчиво пожевала нижнюю губу.
— Пожалуй, глаза у тебя красивые, — заключила она наконец. — Но ты все равно немножко уродина.
— У тебя такие же черные волосы, как у твоего отца. Это хороший цвет. А мои волосы тебе нравятся? Такие волосы называются каштановыми.
— Пожалуй, они у тебя ничего. Очень кудрявые. А мои совсем не вьются. Тетя Арлет, когда смотрит на них, только качает головой и говорит, что мне придется мириться с тем, что есть.
— Но ты все равно считаешь себя изумительной красавицей?
— Конечно, ведь так говорит папа, — с непоколебимой убежденностью подтвердила Далинг.
— А ты веришь всему, что говорит твой папа?
Девочка склонила головку набок.
— Он мой отец. Он меня любит, только он редко видит нас с Филипом, потому что теперь он лэрд клана Кинроссов. Это очень важная работа, и папа всем нужен. У него остается мало времени на детей.
— А вот нос у тебя не такой, как у твоего папы, а курносый. Он похож на нос твоей мамы?
— Не знаю. Надо будет спросить у тети Серины. Она мамина младшая сестра. Она присматривает за нами, когда увольняются гувернантки, но ей это не нравится. Ей больше нравится собирать цветы и носить красивые платья, как будто она дева из сказки, которая ждет прекрасного принца.
От этого бесхитростного рассказа у Синджен упало сердце.
— Когда увольняются гувернантки? Значит, у вас с Филипом их было несколько?
— О да, ведь они нам не нравились. Они все были англичанками — как ты — и уродинами, и мы их всех выжили. Кроме тех, которые не могли ужиться с мамой — их она увольняла сама. Маме не нравилось, когда вокруг были другие молодые женщины.
— Понятно, — сказала Синджен, хотя понятно ей было далеко не все. — И сколько же гувернанток сменилось у вас с тех пор, как твоя мать ушла на небеса? — спросила она.
— Две, — с нескрываемой гордостью ответила Далинг. — Но имей в виду: с тех пор прошло только семь месяцев. Мы и тебя выживем, если захотим.
— Ты в этом так уверена? Впрочем, на этот вопрос можешь не отвечать. А теперь, моя милая, мне надо переодеться к обеду. Хочешь помочь мне одеться? Или лучше, чтобы я помогла переодеться тебе?