32. Агония мира - Владимир Брайт

— Ха-ха-ха. — Паук засмеялся громко и радостно, с какой-то даже детской непосредственностью. — Как это остроумно и тонко — использовать один и тот же трюк два раза! Вы оригинальны до невозможности.

Его слова насчет неизменности выбранного пути вполне могли бы оказаться пророческими, если бы не тема ослепления разума.

Именно эта тема решила исход игры.

— Может быть, хотите поговорить? — услужливо спросил Паук, резко, словно по команде, оборвав смех. — Не стесняйтесь — чувствуйте себя как дома.

Я молча протянул руку и снял трубку.

— Отвернись от него и закрой глаза, — откуда-то издалека, как будто с самого края вселенной, донесся до меня голос Милой.

— Ну, что говорят? — В его вопросе звучал неподдельный интерес.

— Как обычно, предрекают чью-то скорую смерть, — устало ответил я, отворачиваясь и закрывая глаза.

Даже это помогло только частично. Телефон буквально взорвался ослепительной вспышкой света, и я услышал крик боли — сетчатка глаз Паука если не сгорела дотла, то была серьезно повреждена.

Я открыл глаза и повернулся...

Мир стремительно менялся, сжимаясь, словно обертка от шоколадной конфеты. Океан трансформировался в какую-то грязно-серую безликую массу, а небо разорвалось на куски, так что стало видно бездонную пустоту, находящуюся где-то за гранью реальности. Бывший белый снег сжался и почернел, оставив после себя лишь мутный осадок.

Сам же «Пик мироздания» накренился, словно детская пирамидка, готовая вот-вот упасть.

Стол, в отличие от стульев и всего остального, вероятно, был намертво вкручен в грунт, потому он не заскользил к бездне. Я навалился на него грудью и застыл в этом наклонном положении, наблюдая, как Паук, нелепо размахивая всеми конечностями, стремительно соскальзывает к краю пропасти.

Он уже почти достиг его, продолжая пронзительно кричать от боли... И вдруг произошла удивительная метаморфоза. Мир вернулся к прежнему состоянию и даже стал еще более прекрасным и величественным.

Крик резко оборвался, а на том месте, где мгновение назад стоял огромный паук, появился человек, О громадном членистоногом напоминали только все та же неизменная сигара и солнцезащитные очки, скрывавшие глаза.

Он выпустил струю дыма, секунду подумал, затем без всякого сожаления откинул сигару прочь.

— А знаешь, чем настоящий игрок отличается от простого любителя? — спокойно спросил он, как будто минуту назад абсолютно ничего не произошло.

Я по-прежнему сидел в неудобной позе, упершись грудью в жесткое ребро стола. Было совершенно непонятно, как вопреки всем физическим законам человек стоит на краю накренившегося пика.

— Нет, — ответил я. — Честное слово, не знаю.

— Настоящий игрок знает и всегда свято соблюдает одно основное правило казино...

— Какое же?

Он постоял несколько секунд в задумчивости, словно решая, открыть мне секрет или нет. А затем, махнув рукой, — мол, а, была не была! — задорно по-мальчишески улыбнулся, снял очки, так что стало хорошо видно, что на месте глаз у него ничего нет, и, все так же продолжая искренне и широко улыбаться, ответил:

— Только тот может называться по-настоящему великим игроком, кто находит в себе силы следовать простому жизненно-важному правилу: «Как бы тебе ни везло, как бы ни шла масть и карта, всегда и везде нужно обязательно помнить: главное — это вовремя спрыгнуть. Иначе проиграешь не только то, что было, но и вообще все на свете».

Сказав это, он развернулся и, словно птица, широко раскинув руки-крылья, бросился в бездну.

* * *

Паук не мог выйти на поверхность, чтобы связаться с командованием и попросить поддержки. В этом случае ментальная нить, связывающая его разум с Чужим мгновенно порвется — и враг спокойно уйдет. Без Гончей не могло быть и речи о том, чтобы обнаружить беглеца в бесконечном переплетении канализационных коммуникаций.

«Нет, если не взять противника сейчас, — подумал Паук, — то он скроется, а жертвы будут напрасны».

Главное — не торопиться и не совершать необдуманных поступков. Добыча по-прежнему неподвижна и опутана сетью. Ее разум под контролем. Все козыри, несомненно, были на руках у охотника, но смутное беспокойство и предчувствие надвигающейся беды не оставляли Паука.

Он достиг последнего поворота коридора, за которым следовал участок прямой, ведущей непосредственно к цели его путешествия — Чужому. Однако вместо того, чтобы сразу же повернуть, Паук присел на корточки, осторожно выглянув из-за угла.

Движения охотника и без того были слегка заторможенными из-за необходимости постоянного контроля над двумя реальностями — мнимой и настоящей. А уж последний плавный переход постороннему наблюдателю мог бы показаться вообще кадрами замедленной съемки.

Три человека неподвижно лежали на полу, двое из них, несомненно, были мертвы: Паук без труда опознал Темного и Гончую — прибор ночного видения обеспечивал достаточно четкое изображение даже на расстоянии. Третье тело было запутано в сети, и это, вне всякого сомнения, был тот, за кем они сюда пришли.

Охотник некоторое время сидел в прежней позе, напряженно всматриваясь в темный неподвижный силуэт добычи, затем, видимо решив, что дальнейшее промедление бессмысленно, встал и, все так же соблюдая меры предосторожности, медленно двинулся к месту недавней кровавой трагедии, унесшей жизни двух его лучших друзей.

Паук уже подошел почти вплотную к опутанному сетью телу, как вдруг зловещую тишину подземных сводов нарушила звонкая трель телефонного звонка.

Паук вздрогнул от неожиданности, но быстро совладал со своими рефлексами.

«Глупо использовать один и тот же прием два раза», — раздраженно подумал он.

Одновременно с этой мыслью голова чисто рефлекторно повернулась к источнику звука.

Взгляд выхватил из окружающей обстановки телефонную трубку, явившуюся причиной смерти Темного, — и в тот же момент ослепительная вспышка света раскаленной добела иглой ударила по глазам.

Милая, разумеется, не могла позволить себе роскошь использовать дважды один и тот же трюк — она была слишком умна для этого.

Звонок был всего лишь средством привлечения внимания жертвы и, судя по результатам, прекрасно справился с поставленной задачей.

Мощность излучения была настолько велика, что могла ослепить даже и без прибора ночного видения. Вкупе же с ним, многократно усиленная, вспышка привела к тому, что Паук мгновенно потерял глаза.

Тело скрутила мощная судорога боли, а в голове взорвался огненный шар. Иллюзорный мир, в котором, словно в клетке, был заточен разум противника, начал трансформироваться, разрушаясь прямо на глазах.

«Это конец, — пришла откуда-то издалека, из самых глубин подсознания, очень четкая и ясная мысль. — Иллюзия распадется, противник освободится из сетей и удавит, словно слепого щенка...»