Возвращение - Дзиро Осараги

— Вот так случается, когда берёшься за дело, в котором ничего не смыслишь. Ваши родственники могут чем-нибудь ему помочь?

— Он говорит, что хочет встретиться с тобой.

— Это тот, который не постеснялся называть меня испорченной мадам. — Саэко холодно улыбнулась.

— И ваши родственники уже начали наносить визиты в мой дом в Таканава. Они, кажется, забыли, что когда-то собирали семейный совет, чтобы заставить вас развестись со мной. Какими вежливыми они теперь стали. Я была поражена, когда они спросили, нет ли у меня подходящего кандидата для того, чтобы выдать Харуко замуж.

Она сделала паузу, но Нобу молчал.

— Что за сборище эгоистов! Они показали своё истинное лицо, когда попали в трудное положение, и за ними очень интересно наблюдать. Конечно, они никогда прямо не начинают разговор о деньгах, но когда с ними встречаешься, то становится ясно, что дело отнюдь не в Харуко. Они ходят вокруг да около, не спеша, готовясь к нападению. Разве не так? И главный разговор произойдёт ведь здесь?

Отанэ за ужином обслуживала Саэко и Нобу, которые сидели за столом друг против друга. Саэко не предложила ей присоединиться к ним. Её особенно не интересовало, что происходило в доме, когда она отсутствовала, — обедал Нобу один или вместе с Отанэ.

После того как Саэко привела в дом любовницу своего мужа, она стала считать себя независимой в своих отношениях с ним, и, хотя друзья Нобу продолжали восхищаться ею, как примерной женой, Саэко уже стала устраивать свою собственную жизнь. Используя связи своего дяди, который являлся членом Императорского военного совета, она добилась разрешения на поездку в Сингапур во время войны и, проявив достаточно мужества и смелости, уехала туда одна. Из тихой и послушной женщины она постепенно превратилась в сильную личность, которую ни её муж, ни надоедливые родственники уже не могли больше контролировать. В отличие от Саэко, которая сумела создать себе капитал, положение её мужа, родственников и их друзей после войны значительно пошатнулось, а налог на имущество нанёс им смертельный удар в самое основание их жизни. Только благодаря смелым действиям Саэко, Нобу удалось избежать участи других своих родственников, и его звезда засверкала ярким светом на фоне других, потерявших свой блеск. По крайней мере, Нобу имеет хорошую жену, с завистью говорили его родители, братья и сёстры. Никто из них не обладал способностью построить свою собственную жизнь, ибо они от рождения привыкли жить в мире, в котором главную роль играли родственные и иные связи, и когда всё обрушилось, то и они все один за другим оказались погребёнными под руинами их прошлого.

Нобу выступил в защиту своих родственников и друзей.

— Они все очень приятные люди.

— Саэко не стала возражать.

— Возможно, что так оно и есть. Но приятные манеры являются результатом длительной шлифовки. У них было время научиться умело скрывать свою истинную сущность.

Саэко сама не могла точно сказать, с каких пор её сердце полностью охладело к мужу. Глядя на него, она видела перед собой совершенно незнакомого человека. Они сидели за столом друг против друга, и их беседа носила чисто деловой характер. Всё в нём, что раньше увлекало её, сегодня вызывало прямо противоположные чувства. Его красота оказалась только внешней оболочкой, которая скрывала полное отсутствие характера, безукоризненность внешнего вида ещё раз доказывало его внутреннюю пустоту.

Его связь с Отанэ не явилась причиной её неожиданного охлаждения. Или, может, с годами изменился её вкус? Или Нобу перестал её возбуждать, когда она поняла, что он будет вполне доволен прожить жизнь, занимаясь только своей внешностью? Нет, причина была в другом. Просто с течением времени пропал ореол, который раньше украшал в её глазах представителей этого класса. В действительности, её муж был не более, чем ленивым эгоистом. Он родился с убеждением, что он сможет прожить жизнь, ничего не делая, и это глубоко укоренившееся убеждение его только радовало. Он медленно мужал с аристократической беззаботностью, и полученное им воспитание сделало его неизлечимо апатичным. Он был неотразим для женщин, которых интересовало только лицо и тело, что само по себе было отвратительно для Саэко. С каких-то пор она осознала, что у него просто отсутствовало чувство, что он живёт. Его старший брат был подобного же воспитания и, несмотря на разницу в возрасте, также только и заботился о своей внешности.

Саэко попрощалась на ночь и поднялась в свои комнаты на втором этаже. Она разделась, надела ночную рубашку и села перед туалетным столиком, чтобы вынуть булавки из волос. Неожиданно дверь в её спальню открылась, и она увидела в зеркале отражение Нобу.

— Я хотел бы переговорить с тобой, — заявил он, продолжая стоять в дверях. — Я не хотел об этом говорить в присутствии Отанэ, чтобы не смущать её.

— Я что-нибудь одену. Подождите в соседней комнате.

— Извини, что я так ворвался, но я всё-таки…

— Не будем говорить об этом. Делайте, как я сказала.

На её теле была только тонкая шёлковая рубашка, и Саэко вдруг застыдилась, и кровь прилила к её лицу. Нобу отвернулся, но продолжал стоять у двери. Подойдя к кровати, она надела лёгкое кимоно и, завязывая пояс, спросила:

— Нельзя ли подождать до завтра?

— Нет, лучше поговорить об этом сейчас, — настоял Нобу. — Я хочу её уволить… Я хочу полностью изменить мой нынешний беспорядочный образ жизни и хотел бы посоветоваться об этом.

— Я не вижу, какое это может иметь ко мне отношение. Но не слишком ли это жестоко по отношении к Отанэ? Она все эти годы преданно служила вам.

— Но её жизнь, в сущности, была бессмысленной. А как насчёт меня? Я что, должен продолжать нести на себе всю жизнь грехи своей молодости? В моём возрасте они стали для меня тяжёлым грузом. Я в своё время осознал свои ошибки, но все мои друзья вели себя так же и, будучи молодым, я постепенно скатился вниз…

— Из ваших эгоистичных высказываний ясно, что вы и не раскаиваетесь о своём прошлом, но ведь надо быть человеком, чтобы быть способным раскаяться.

Саэко кончила завязывать пояс и повернулась к нему.

— Идёмте в другую комнату. Здесь полный беспорядок.

— Саэко! — он напряжённым взглядом посмотрел ей в лицо.

— Разве можно так себя вести? Это твоя комната, не так ли? И как ты можешь меня, твоего мужа, выгонять? Я всем своим сердцем прошу прощения. Ты не представляешь, как я страдал эти шесть лет. Я пытался рассказать тебе, но ты не захотела даже слушать.

— Однако у нас была совершенно другая договорённость, и вам не удастся изменить её по-своему желанию. И будьте любезны, оставьте дверь открытой.

— Ты холодная женщина, Саэко, если продолжаешь так долго сердиться из-за мелочи.

— Я совсем не сержусь. У меня нет причин для этого.

— Ты так говоришь, но продолжаешь доставлять мне страдания.

— Доставлять вам страдания? Ну, это уж слишком.