Дом с золотой дверью - Элоди Харпер

Амара смотрит на ложу, в которой сидит ее патрон, словно он, пусть и невидимый, может ее утешить. Но глухая стена не дает ей успокоения. Руфус спрятал ее, облаченную в алый шелк и усыпанную чужими украшениями, но — не сегодня, так однажды — он поймет: она и есть Вакхида. Амара вспоминает ночь, когда Руфус вышел из себя и сказал: «Бордель все же наложил на тебя отпечаток». Закрыв глаза, Амара представляет, что спокойно сидит у себя в кабинете, а не здесь, у всех на виду, где приходится улыбаться вопреки страху.

Домой из театра Амару несут в паланкине. Вечер только наступает, но без Руфуса Амара не может пойти вместе с Друзиллой на пир: там будут другие мужчины, а ее патрон сегодня проводит время с семьей. В паланкине темно; плотные занавески скрывают Амару от зевак, но она чувствует себя взаперти. Она пытается насладиться такой роскошью — Амара нечасто оказывается в паланкине, — но не может отделаться от мысли, что ее вес давит на плечи рабов, натертые шестами. Амаре не видно, куда ее несут, поэтому, когда паланкин останавливается, она испытывает облегчение, смешанное с удивлением. Носильщики опускают Амару на землю, и она выходит на мостовую. Амара стучится в высокую дверь, а принесшие ее мужчины, будто тени, становятся у нее за спиной. Скрипнув, тяжелая дверь открывается, и Амара проскальзывает внутрь.

Ювентус и не думает отходить в сторону. Амара пытается уклониться от привратника, но тот тянется вперед, чтобы закрыть дверь, и Амаре остается только протиснуться между ним и стеной, иначе она оказалась бы зажатой в угол. Пока Ювентус возится с замком, Амара спешно выходит из коридора и через атриум бежит в свою комнату, убеждая себя, что не боится привратника.

В мерцающем свете кажется, что нимфы, нарисованные на стенах, движутся. Марта оставила зажженную лампу на столике у дивана. Тут же стоит бокал вина — вероятно, служанка решила, что госпожа захочет отметить Флоралии в одиночестве. Амара далеко не в первый раз с тех пор, как ее освободил Руфус, задумывается, смогла ли бы она отказаться от всего, что имеет, и вернуться в лупанарий взамен на то, чтобы вновь оказаться рядом с Дидоной.

Из атриума доносится шум: наверняка Ювентус обходит дом, чтобы затем отправиться спать. Амара подавляет в себе желание запереться в спальне, захватив с собой лампу и бокал. Конечно, в доме кроме нее и привратника есть еще люди. Филос, Марта и Британника должны быть где-то рядом.

Вместо того чтобы прятаться, Амара садится за туалетный столик. Она осторожно вынимает из туго затянутых волос шпильки, одолженные Руфусом, дважды пересчитывает их и прячет в шкатулку вместе с драгоценными жемчужными серьгами. Вино оказалось чересчур сладким, но Амара пьет его мелкими глотками, пока по телу не разливается расслабляющее тепло. Она пытается рассмотреть свое лицо в серебряном зеркале, но в полумраке отражение выходит слишком размытым — оно могло бы принадлежать кому угодно. Амара почти готова увидеть в зеркале Вакхиду, проститутку из пьесы. Амара все время вынуждена притворяться, а теперь, когда не стало Дидоны, ей больше некому довериться и становится страшно, что вскоре она забудет, каково быть собой.

Бокал опустел, но тоску по Дидоне вином не притупить. От неодолимого желания увидеть подругу, поговорить с ней у Амары начинают дрожать руки. Дидона мертва, а без нее скорбь и одиночество поглощают всю нерастраченную любовь, что есть у Амары в душе. Она думает о спрятанной в кабинете коробочке с деньгами, за которой она готова тут же броситься, чтобы проверить: не делась ли куда?

Лампа в руках у Амары слабо освещает атриум, на холодных плитках и ступенях колышется ее тень. Амара распахивает дверь кабинета. Сперва ее поражает то, что на столе горит еще один светильник, затем — то, что в комнате сидит Филос. Перед ним разложен свиток Плиния.

— Что ты здесь делаешь?

— Я не хотел тебя напугать. — Филос поднимается со стула. — Ты сказала, что я могу приходить в свободное время. Не думал, что застану тебя здесь сегодня.

— Ну конечно, — смущенно произносит Амара. — Я ничего против не имею.

Переступив порог, она закрывает за собой дверь. Филос спокойно смотрит на нее. Молчание заполняет комнату, словно дым, от которого трудно дышать.

— Текст оказался труднее, чем я рассчитывал, — говорит наконец Филос. — У переписчика очень неразборчивый почерк, да и мой греческий не так уж хорош.

— Какую часть ты читаешь?

— Вот, взгляни, если хочешь. — Филос приподнимает свиток со стола.

Разгоряченная вином, Амара становится рядом с Филосом. На пергаменте начертана знакомая схема Герофила. Движение крови. Амара внимательно разглядывает свиток. Она столько раз читала эти слова, но теперь не может понять ни одного из них. Она видит лишь ладонь Филоса, лежащую на пергаменте. Амара кладет свою руку сверху и поднимает взгляд на Филоса. Тот выжидающе смотрит на нее. Амаре вспоминается Феликс, который точно так же стоял у себя в кабинете, и от этой мысли ей вдруг становится не по себе.

Филос берет вторую руку Амары и прижимает ее к своей груди.

— Хочешь, чтобы я ушел? — спрашивает он очень тихо, почти шепотом, хотя никто не может его услышать.

Закрыв глаза, Амара наклоняется вперед, и их с Филосом губы соединяются. Амара чувствует, как под ладонью бешено бьется его сердце. Филос целует ее в ответ, и они вдвоем, объятые взаимной страстью, едва не падают на пол. Филос крепко прижимает Амару к себе, его ладони скользят по ее плечам, по красному шелковому платью, что купил Руфус, а она, ослепленная желанием, притягивает к себе его тело, облокотившись на стол. Но Филос вдруг отталкивает Амару, пытаясь высвободиться. Она сразу же расцепляет объятия.

— Прости, — выдыхает Филос. — Прости меня. — Он прикрывает рот ладонью. — Мне не надо было к тебе прикасаться.

— Тебе не за что извиняться. — Амара протягивает руку, чтобы успокоить Филоса. — Это был мой выбор. Ты не сделал ничего плохого, правда. Мне хотелось, чтобы ты до меня дотронулся.

Филос словно не видит ее протянутой руки:

— Но ты бы этого не хотела, если бы знала.

— Я тебя не понимаю.

— Я не был с тобой до конца честен.

— О чем ты?

— О тебе.

— Обо мне? — озадаченно переспрашивает Амара.

Филос явно взволнован.

— Я составлял договор, — произносит он, — когда Руфус стал твоим патроном вместо Плиния. У меня не было выбора. Руфус не хотел, чтобы ты об этом узнала. — Филос принимается расхаживать из угла в угол, и Амара смотрит на него в недоумении. — Я давно хотел тебе об этом рассказать, хотел тебя предостеречь, но ты так тосковала по Дидоне, что я не мог ранить тебя еще сильнее. А потом решил, что тебе, наверное, лучше и не знать.