Новая Земля - Ариф Алиев

— К сожалению, правильно понимаете.

И снова женский голос:

— Похороним на берегу. Итоги подведем после завершения экспериментальной части проекта, у меня есть полномочия. Потери предусмотрены, так. Но причину смерти будем указывать. Во всех случаях.

— Какой процент потерь запланирован?

— Нет, не так. Мы даже приблизительных чисел не планировали. По моральным соображениям, полковник.

Я угадал, чин ментовской — полковник.

— По моим соображениям, моральным или аморальным, я не знаю, но днем раньше, днем позже, все передохнут. К осени никого не останется.

— Будем считать, я этого не слышала.

— Будем считать, я этого не говорил.

И замолчали. Или в сторону отошли.

Высадка? Потери? Координаторы? Проект? Полковник сказал, мы передохнем. Хорошо бы перед смертью согреться.

Надо с Сипой обсудить. Или нет, не надо, вдруг психанет.

Примерно через час открыли шлюзовую дверь. И в мегафон:

— Выходить по одному. Руки за спину, голова вниз, смотреть вниз. Вам выдадут теплую одежду. Вас ждет горячее питание и прогулка. Первый пошел!!!

Чичи первыми полезли по лестнице, я думал, доходягу какого-нибудь вытолкнут на пробу, а они первыми полезли — одноглазый, Али. Замерзли, наверное. Я видел, как от холода люди с ума сходят, холод хуже жары, хуже голода, и это не пустые слова.

С палубы донесся отчаянный крик. Похоже, Али кричал, но я не уверен, может быть, одноглазый. Потом еще крик. И еще.

— Почему они орут, Иван Георгиевич?

— Скоро узнаем.

И снова в мегафон:

— На выходе требую соблюдать тишину. Это приказ. Неповиновение будет строго наказано.

И перестали орать. Дубинкой врезали по голове одному-другому, и тихо стало.

Еще через час трюм опустел. Осталась наша клетка единственная закрытая.

Мы ждали.

Обезьян пнул решетку:

— Открывай, начальник!

— Воды, воды дайте! И ношпы таблетку! — крикнул Махов.

И Обезьян:

— Забыл про нас, начальник?! Выпускай!

И другие орали примерно то же.

Полковник услышал:

— Выходить по одному. Руки за голову, голова вниз, смотреть вниз. Вас ждет горячее питание и прогулка.

— Слышали, не ори! У нас клетка закрыта!

— Клетку откройте!

Рексы не спешили спускаться в трюм, боялись засады.

— Лечь на пол и не шевелиться. У меня приказ: огонь без предупреждения!

Мы легли.

— Молча лежать, руки за спину, глаза закрыты!

На палубе посовещались, но в трюм не полезли.

— Выходить по одному. Неповиновение будет строго наказано. Шаг влево, шаг вправо считаю за побег, огонь открываю без предупреждения! Все поняли?!

И ему в ответ:

— Хули ты вопросы задаешь, начальник, ты молчать сказал, дубовый! Ты выбери — или молчать, или отвечать!

— У нас клетка закрыта!

— Воды дайте!

Обезьян ударил прутом по замку, сбил, открыл клетку.

— Вынуждают нарушать порядок. Я не хочу нарушать, а меня вынуждают.

Я думаю, он ждал, когда чичи уйдут, поэтому замок не ломал. Ну и мы все ждали того же, чего отрицать.

Обезьян пошел к лестнице. Он оказался не так прост, южный pithecos. Я ошибся, недооценил его.

— Начальник, не стреляй! По одному выходим! — И нам: — В очередь, господа. Соблюдаем порядок, не провоцируем.

Обезьян поднялся, и мы услышали окрик:

— Руки протянул!

— Да, начальник!

Мы с Сипой оказались в самом хвосте очереди.

— Ты чего-нибудь понимаешь, Иван Георгиевич?

Я много чего понимал и кое о чем догадывался, но Сипе ничего объяснять не стал. Скоро и без моих догадок будущее прояснится.

На палубе рексы защелкнули у меня на запястьях наручники — стальные, но с большими номерными бирками и с распоркой вместо цепи. И опять у них новая модель. Не с двухзвенной цепью, как обычно, и не литые в одно целое, как в Архангельске надевали, и не на петле. И руки сковали не за спиной, а впереди, но заставили держать на затылке, локти бабочкой. И ножные цепи надели, тоже с биркой. Я изучил наручники, думал, европейского образца, которые открываются стандартным ключом или согнутым стержнем от шариковой ручки, вы такие по фильмам знаете. Но эти наручники были Russian style — для каждой пары свой ключ.

Изучал наручники, а оглянуться забыл.

Оглянулся — и увидел землю: безжизненные диабазовые скалы, серые дресвяные и галечные холмы, грязный проталый снег на дне оврагов. Из высокой седловины сползал в море обессиленный трещинами ледник. Залив раздвигал берег узким корявым треугольником, в его устье отвесные горы сдвигались теснее, мешали ветрам разгуляться. А за спиной была — на поворот головы — бесконечная стылая вода. Я увидел щитовые бараки — один готовый полностью и два недостроенных еще: крыша не перекрыта, нет окон, дыры вместо дверей, возле укрытые пленкой поддоны, упакованные доски, щиты, пластиковая обшивка, рулоны утеплителя, связки пластиковых труб; возле бараков выгородка с летней кухней и скамейки, штабель ящиков и коробок под навесом, еще навес, две перевернутые вверх дном весельные лодки ядовито-розового цвета, растянутые на жердях сети.

Строители в ярких зеленых комбинезонах переносили к берегу сумки, рассаживались в катере. Их торопились увезти, потому что на берег уже высадили 200 полосатых, а это много для любого берега. Полосатые сидели под автоматами, руки над головой, на корточках, пятерками на выровненной площадке перед бараками.

— С трупами осторожнее! — крикнул полковник, и я отвлекся от происходящего на берегу.

В трюм парами спускались рексы, их полковник предупредил.

Почему «с трупами осторожнее», я не понял. Мой совет другой: с живыми осторожнее. Я думаю, полковник сказал «с трупами», а подразумевал живых полосатых, которые, возможно, прикинулись мертвыми и ждут не дождутся, когда смогут рексу воткнуть тупой прут наискось в горло.

Полковник заглянул в трюм, спустился на несколько ступенек.

— А трупов-то, трупов! Идешь ты пляшешь, мама дорогая!

На палубу вывели чича, который спрятался в клетке под матрасами и вместе со всеми не вышел. Ну или сознание потерял, тоже вполне может быть.

— Последний, товарищ полковник. Живых больше нет.

— 216 подняли, по списку — 239. Получается, у нас 23 трупа?

Рекс пихнул чича в спину: