Кон-Тики - Тур Хейердал

Так уж вышло, что этот праздничный день у берегов Ангатау был девяносто седьмым днем нашего плавания. Девяносто семь суток – срок, который мы наметили в Нью-Йорке как минимальный, при абсолютно идеальных условиях, чтобы достичь ближайших островов Полинезии.

Около пяти часов мы увидели на берегу между деревьями две хижины с крышами из пальмовых листьев. Но дыма не было видно, вообще никаких признаков жизни.

В половине шестого мы снова подошли к рифу. Осталось немного до западной оконечности острова, надо было еще раз напоследок осмотреть барьер: нет ли прохода. Солнце склонилось так низко, что слепило глаза, но все-таки там, где волны разбивались о риф в нескольких сотнях метров от последнего мыса, можно было различить в воздухе небольшую радугу. А мыс выступал силуэтом на фоне неба. Мы заметили на берегу по соседству гроздь каких-то черных пятен. Вдруг одно пятно медленно двинулось к воде, а еще несколько ринулись к лесу. Люди! Мы прижались поближе к рифу, ветер ослаб, и было похоже, что плот скоро окажется с подветренной стороны острова. Вот спускают на воду лодку, двое садятся в нее и гребут там, за рифом. Пройдя немного вдоль коралловой гряды, они повернули лодку, она вошла в проход и, взлетая на гребнях, направилась к нам.

Так вот он где, долгожданный проход, вот она – наша единственная надежда! Между стволами мы теперь видели уже всю деревню. Но тени от деревьев стали заметно длиннее…

Гребцы приветственно помахали нам, мы поспешили ответить тем же, и они прибавили ход. Лодка представляла собой полинезийский аутригер, и два смуглых гребца в трусах и майках работали веслами. Как-то мы объяснимся? На плоту только я знал несколько слов на маркизском диалекте. Конечно, я жил на Фату-Хиве, но в Скандинавии не больно-то попрактикуешься в полинезийском языке.

Поэтому мы облегченно вздохнули, когда, причалив к плоту, гребцы вскочили на бревна и один из них, широко улыбаясь, подал нам руку с приветственным возгласом:

– Гуд найт!

– Гут найт, – удивленно ответил я. – Ду ю спик инглиш?

Он опять улыбнулся и кивнул:

– Гуд найт, гуд найт.

Этим исчерпывалось его знание иностранных языков, которое явно производило огромное впечатление на второго, более робкого островитянина – он стоял сзади и с восхищенной улыбкой глядел на своего просвещенного друга.

– Ангатау? – спросил я, указывая на остров.

– Х’ангатау, – подтвердил туземец.

Эрик гордо кивнул головой. Он оказался прав, верно определил по солнцу, где мы находимся.

Я собрался с духом:

– Маимаи хее июта.

Если я правильно запомнил, чему меня учили на Фату-Хиве, это означало: «Хотеть идти к берегу».

Они дружно указали на неразличимый с плота проход в рифе, и мы переложили руль – попытаем счастья. В ту же минуту подул порывистый ветер со стороны острова. Над лагуной повисла дождевая тучка. Ветер норовил отогнать нас от рифа, и тут выяснилось, что «Кон-Тики» недостаточно слушается руля, чтобы выйти к проходу. Мы швырнули в воду якорь, но конец оказался коротким. Надо браться за весла, да поживей, пока ветер не взялся за нас всерьез. Мы поспешили убрать парус и взяли каждый по веслу. Я предложил весла и островитянам, которые наслаждались полученными от нас сигаретами. Однако они затрясли в ответ головой и снова показали на проход, с явным недоумением на лице. Я показал знаком, что надо всем грести и повторил: «Хотеть – идти – к берегу!» Тогда просвещенный полинезиец нагнулся и покрутил в воздухе правой рукой, сопровождая этот жест звуком:

– Бррррррррр!..

Ну, конечно, предлагает нам запустить мотор. Они решили, что находятся на борту необычного судна с глубокой осадкой. Мы провели их на корму, чтобы они могли на ощупь убедиться, что там одни бревна – ни корпуса, ни винта. Побросав от изумления сигареты, туземцы заняли место у борта, и вот уже по четыре человека с каждой стороны орудуют веслами. В это время солнце отвесно ушло в море за мысом, и порывы ветра с острова стали заметно чувствительнее. Мы явно не двигались с места. Туземцы прыгнули обратно в лодку и исчезли. Смеркалось, и мы отчаянно гребли вшестером, чтобы нас не унесло опять в море.

Тьма уже поглотила остров, когда за рифом показались четыре лодки. И вот на плоту целый отряд полинезийцев, здороваются, получают сигареты. С такими опытными помощниками мы не пропадем, они не дадут ветру унести плот в море, сегодня вечером быть нам на берегу!

Мы живо впрягли все четыре аутригера в плот, и они раскинулись веером впереди, будто собачья упряжка. Кнют прыгнул в надувную лодку и занял место вожака, а мы сидели у бортов «Кон-Тики» и работали веслами. И начался поединок с восточным ветром.

Луна еще не взошла, стоял кромешный мрак, и дул свежий ветер. На берегу жители деревни натаскали хворосту и разожгли большой костер, чтобы указать нам направление на проход. Рокот прибоя отдавался во тьме, словно гул водопада, и поначалу сила звука росла.

Мы не могли видеть свою артель буксировщиков, но слышали, как они, не жалея глоток, подбадривают себя воинственными песнями. Кнют старался не отставать, в перерыве между полинезийскими куплетами мы слышали его одинокий голос, распевающий «Вперед, отважные». Чтобы хаос был полным, мы на плоту затянули «Том Браунз бэби хэд э пимпл он хиз ноуз» («У крошки Тома Брауна был прыщик на носу»). Смеясь и распевая, белые и коричневые навалились на весла.

Настроение было отменное. Девяносто семь суток. Мы в Полинезии. Сегодня вечером в деревне будет праздник. Жители кричали и ликовали. Гости на Ангатау появлялись только раз в год, когда в Таити приходила шхуна за копрой. Да, сегодня у костра на берегу будет весело!

Но этот проклятый ветер не уступал. Мы налегли на весла так, что все суставы ныли. И не давали ветру снести плот, но костер не приближался, и прибой ревел, как прежде. Постепенно пение смолкло. Все притихли, занятые греблей. Костер не двигался. только покачивался в лад подбрасывавшим нас волнам. Часы показывали девять, поединок длился уже три часа. И вот нас мало-помалу начинает сносить. Мы выдохлись.

Нам удалось втолковать островитянам, что нужны еще люди. Они ответили, что людей-то на берегу хватает, а вот лодок на острове нет.

Из темноты показался Кнют. Ему пришла в голову идея; можно подвезти несколько мужчин с берега на надувной лодке. В крайнем случае человек пять-шесть поместятся.

Я возразил, что это слишком рискованно. Кнют не знает здешних вод, ему ни за что не выйти к проходу в такую тьму. Тогда он предложил взять с собой предводителя, пусть покажет дорогу. Мне и эта мысль не очень-то пришлась по душе, ведь им еще никогда не доводилось форсировать опасный, узкий проход на неповоротливой надувной лодке. Поэтому я попросил Кнюта пригласить предводителя, который сидел на одном из аутригеров. Послушаем, что он скажет. Было очевидно, что снос остановить нам не под силу.