Вечный союз - Уильям Форстен

– Ну что это за власть? – вторил им Петра. – Пишут свои правила на кусочках бумаги и требуют, чтобы все жили по ним.

Михаил тоже не мог понять логику янки. И с каждым днем, проведенном в этом проклятом сенате, понимал все меньше. Единственное, что он знал точно, – они делают его жизнь все более невыносимой. Самодовольные ухмылки, появлявшиеся на их наглых рожах, когда они голосовали против всего, что бы он ни предложил, действовали на него как зловредная язва, вгрызающаяся в его нутро и постепенно съедающая его заживо.

Но были и те, кто поддерживал его. В состав сената входили восемь бывших бояр и полдюжины членов старых купеческих гильдий. Он видел, как в них нарастает протест. Поначалу купцы с радостью ухватились за идею республики. Но промышленность, которую развивали янки, разоряла их одного за другим. Нетрудно было понять, куда дует ветер.

А этот тип по имени Уэбстер придумал фигню под названием… вроде бы корпорация или что-то другое, такое же дурацкое. Было совершенно непонятно, по какому такому праву деревенские мужики, сдавшие клочки бумаги, которые они называли деньгами, и получившие взамен другие клочки бумаги, на следующее утро вдруг открывали собственное дело и назначали такие цены, что старые опытные торговцы вылетали в трубу. Он зашел как-то в тот дом, где они совали друг другу эти клочки бумаги, и тут же покинул его, не в силах вынести вида этих галдящих плебеев, одетых так, что несколько лет назад их повесили бы за одно это. Его до сих пор трясло от ярости, когда он вспоминал, как один из мужиков предложил ему деньги за урожай еще до того, как он был собран. Михаил решил, что тот просто-напросто свихнулся. А потом оказалось, что этот ублюдок, как и еще несколько сотен тех, кого он представлял, выручил в итоге вдвое больше его!

Старые зажиточные семьи – не считая бояр – разорялись одна за другой. А эти выскочки из крестьян расхаживали в пышных нарядах, как будто так и полагается. Естественно, у многих это вызывало недовольство, которое было ему на руку, – когда придет время, он этим воспользуется.

– Подождите, очень скоро их ожидает большой сюрприз, – холодно рассмеялся Михаил. – Тогда посмотрим, много ли проку от их бумажек.

– Связь только что прервалась, – доложил Винсенту вестовой.

– Были какие-нибудь новые сообщения?

– Как раз перед тем, как линия вышла из строя, передали вот это. – Молодой человек протянул ему листок бумаги.

Винсент развернул листок и, пробежав его глазами, посмотрел на Марка и улыбнулся.

– Ну что там, прочтите, – сухо сказал Марк.

– «Марку Лицинию Граке, первому консулу римского народа, – продекламировал Винсент торжественным тоном, словно читал манифест. – Через два дня двадцатипятитысячная армия со ста полевыми орудиями отправляется вам на выручку. В восьмидневный срок наши войска прибудут в ваш город для оказания поддержки в борьбе с нашим общим врагом. После того как он будет уничтожен, мы готовы оказать вам всемерную помощь в восстановлении разоренного хозяйства. Мы возмущены тем, что на вас, нашего союзника, было совершено столь жестокое и коварное нападение, и в этот грозный час мы встаем плечом к плечу с вами. Знайте, если русские заключают с кем-нибудь союз, они остаются верны ему до конца. Подпись: Президент Калинка».

– Через восемь дней! – презрительно фыркнул Петроний. – Что останется от нас через восемь дней? – Он указал на земляные укрепления, возводившиеся в полумиле от городских стен.

Тысячи карфагенян трудились по всей линии, окружая город кольцом траншей и орудийных окопов. Работали они не спеша, с максимальными предосторожностями. Часть легких полевых орудий уже была установлена на позициях и время от времени обстреливала южную стену города. Но две самые тяжелые пушки были упрятаны на холме на расстоянии более мили от города, вне пределов досягаемости двухдюймовых орудий, имевшихся у Винсента. Тобиас не хотел подвергать их лишнему риску и выдвигать на передовую, пока там не будет обеспечена надежная защита.

Осторожность, с какой они действовали, представлялась Винсенту даже чрезмерной. Всего лишь семь часов назад защитники города в панике отступали, преследуемые карфагенянами. А затем, вместо того чтобы развивать свой успех, противник вопреки всякой логике внезапно остановился в двух милях от города. В тот момент Винсент благодарил Бога за предоставленную им передышку, ибо в городских воротах творилось нечто невообразимое и ничего не стоило перебить там их всех. Но по зрелом размышлении это показалось ему очень странным. На их месте он обязательно продолжил бы наступление и уничтожил врага. Их действия противоречили здравому смыслу.

– Мне нравится эта последняя строчка, – прервал Марк размышления Винсента.

– Прошу прощения?

– Насчет того, что русские верны союзу до конца.

– Я знаю президента достаточно хорошо, сэр, – ответил Винсент. – Это человек исключительно честный, и на его слово можно положиться.

– Но не связано ли то, что он пишет, и с нашей безопасностью? – надменно вопросил Петроний.

Винсент даже не сразу понял смысл вопроса.

– Очевидно, сенатора интересует, не будут ли русские войска представлять угрозу и для римлян, – пояснил Марк.

– Я не вижу, откуда могла бы возникнуть такая угроза, – ответил Винсент.

– Для посла вы слишком простодушны, – улыбнулся консул.

– Это не столько наша война, сколько их, – вмешался Петроний, все больше раздражаясь. – Карфагеняне воюют их дьявольским оружием. Если бы не оно, мой дом и мои владения не дымились бы сейчас в руинах. То, что происходит здесь, – это конфликт между ними и Карфагеном, а мы лишь невинные жертвы, попавшие меж двух огней. – Петроний обращался исключительно к Марку, как будто Винсента здесь и не было вовсе. – Ты должен вступить в переговоры с карфагенянами и выдвинуть наши условия. Мы все единодушно считаем, что янки несут нам гибель. У карфагенян имеется то же самое оружие, а их пушки даже больше – мальчишка сам это признал. Не исключено, что они могли бы поделиться с нами своим оружием и секретом его изготовления, и тогда мы послали бы этих янки с их драгоценными крестьянами подальше.

Полдюжины сенаторов, окружавших Петрония, согласно кивали.

– Они принесли нам одно лишь несчастье! – выпалил Катулл.

– Мы потеряли сегодня триста человек убитыми и ранеными, – произнес Винсент голосом, полным холодного бешенства. – Это были лучшие воины, какие когда-либо существовали в этом мире. Я обучал их военному искусству, они были моими друзьями, и я никому не позволю говорить, что они принесли вам одно несчастье. Вернувшись домой, я встречусь с их семьями и постараюсь объяснить им, ради чего сражались их мужья и сыновья. Они погибли, защищая вас, а вы насмехаетесь над этим!

Винсент сознавал, что поддается овладевшему им гневу, но терпеть это издевательство он больше не мог. Дмитрий, стоявший рядом, не понял ни слова из сказанного, но видел, в каком состоянии Винсент, и жестами призывал его успокоиться. Однако Винсента уже понесло.