Жених и невеста - Алиса Ганиева

Душа. Как странно быть его душой. А завтра придёт его мама. Страшно, очень страшно. Придётся сказать о банкетном зале. О том, что место уже забронировано на тринадцатое. Папа с мамой, конечно, напрягутся ещё больше, начнутся подозрения. Отчего так скоро? Почему бегом? Разве кто-то из старших при смерти и нужно успеть отпраздновать свадьбу до траура? Нет. Разве невеста совсем завалящая и сразу спешит согласиться? Нет, разумеется, нет. Разве у её родителей нет гордости? Почему бы им не поломаться ради приличий хотя бы полгода? Зачем так спешить?

Всё это обрушится и завертится завтра. А дальше – отъезд Марата, расставание до самой свадьбы. А вдруг он кого-нибудь встретит в Москве… Вдруг то, что читалось в чайных глазах, угаснет. И тогда мама запилит меня до смерти. Я представила, как мама усердно, сжав зубы, работает пилой, щепки разлетаются в стороны, тётки смеются.

Папа пожаловал поздно, в ночь. Братца и дядьки не было. Они вернулись в своё высокогорное село раньше медлительных тёток. Я слышала, уже лёжа в постели, как за стенкой переговариваются родители. Подкрадывалась на цыпочках к двери, напрягала слух, но только раздразнила себя, разбередила и лишила сна.

В распахнутую, но укрытую сеткой форточку врывались загадочные ночные звуки. Пиу-пиукание сверчка, одиночный гудок заблудившегося автомобиля, воющие приступы ветра, кувыркающегося по степи до самого моря, сонный лай собак, раздирающий душу кошачий вопль. Душу, душу… «Моя душа», – написал он. Прочитай я такое в чужой записке, засмеяла бы, подивилась бы пошлости. А теперь я таяла при одном лишь воспоминании. Всматривалась слепыми от смутных слёз глазами в светящиеся на телефонном экранчике буквы. «Обнимаю, моя душа».

Обнимаю, обнимаю… И сладко, жалобно, как у плаксивой дурочки, ныло сердце.

Отпустив Патю, Марат продолжал стоять у газовой трубы, машинально потирая руки и улыбаясь совершившемуся чуду. Одинокие особняки, соглядатаи их счастья, посматривали с дороги исподлобья, завистливо. Мимо пролетел и скрылся несомый ветром чёрный рваный полиэтиленовый пакет. Степь была безлюдна.

Но когда Марат повернулся к темневшей за полем тюрьме, то сразу заметил спешащего к нему через солончаки одышливого человека лет пятидесяти, в накинутом не по сезону грязно-салатовом плащике.

– Ле, подожди, подожди! – хрипел неизвестный. На плече у него болталась потёртая матерчатая сумка.

Марат решил про себя, что приближающийся к нему мужчина – слоняющийся забулдыга или потерявший дом пьяница. Забулдыга подбежал поближе и схватился короткими пальцами за газовую трубу. От него и вправду несло вином. Марату ударил в нос удушливый бражный запах.

– Ты что, напился, отец? – спросил он мужчину с улыбкой.

Незнакомец поднял на него хитрые проницательные глаза и пригласительным жестом раскрыл сумку. На свет выглянула большая бутыль с искрящимся горлышком. Марат замотал головой.

– Как? Не будешь? – удивился пьяница. – А за то, что Халилбека выпустили?

– Халилбека выпустили? – оглушило Марата.

– Ещё как! Сегодня, под шумок. Зато завтра вся округа будет обсуждать, вот увидишь. Давай налью. У меня и стаканчики есть.

Марат ещё раз оглядел забулдыгу. Нет, всё-таки, несмотря на небрежность одежды, тот совсем не походил на уклюкавшегося пропойцу.

Распиравшее Марата счастье шевельнулось в нём, выпростало наружу свои лучи, потянулось ввысь, заполоняя воздух:

– Ладно, повод есть. Налей мне немножко, отец.

И незнакомец, недолго думая, тут же вынул из кармана плаща стаканы, подал их Марату и разлил из большой бутыли.

– За Халилбека! – провозгласил он тост, присаживаясь на трубу.

Марат глотнул из стаканчика и прислушался к растекающемуся по венам теплу.

– Вот говорят: Халилбек, Халилбек, – кивнул он моргающему на закат незнакомцу-пьянице, – а я вот не пойму.

– Чего не поймёшь?

– Логики его не пойму. Ладно убийства конкурентов, ладно воровство в гигантских размерах. Но зачем ему мелкие пакости?

– Какие пакости? – сощурился пьяница.

– Ну вот, к примеру, строительство игорного дома в нашем посёлке. И молодёжь испортил, и сам особо ничего не выиграл. Только потратился.

– А я тебе объясню, – неожиданно объявил пьяница, поцеживая вино. – Вот смотри. Казино он построил, да?

– Построил.

– А потом что?

– Что?

– Казино запретили, и дом этот передали детскому центру искусств. А не было бы дома, не было бы центра искусств. Вышла сплошная польза, да же?

– И что? Откуда Халилбек мог знать, что так случится.

– Значит, мог, – хихикнул пьяница.

Полиэтиленовый пакет возвратился и полетел мимо них в другую сторону. Впрочем, это мог быть и совершенно другой пакет. Марат глотнул ещё раз и продолжил:

– Хорошо. Допустим, он всё знал наперёд. Зачем же не дал как-то раз моему отцу купить выгодные акции? Всю ночь уговаривал не покупать. А потом оказалось, что зря. Отец прогорел, а другой человек, Магомедов, который взял акции, так разжился, что дом себе построил в городе.

– А дальше что?

– Что?

– Знаю я про этого Магомедова. Что с ним случилось?

– Убили его вроде.

– Вот-вот. Убили из-за богатства. И если бы твой отец тоже приобрёл эти акции, то и его бы убили. Так что Халилбек твоего отца спас! – И пьяница помахал в воздухе указательным пальцем.

– А, вот как, – вошёл во вкус Марат, снова глотая вино из стакана. – Детей облагодетельствовал, отца спас. Ну а что с Адиком? Зачем он Адика сбил? Случайно?

– Не случайно, – отозвался пьяница задумчиво. – Специально. Намеренно сбил.

– Как? – поперхнулся Марат.

– Вот так. Потому что из этого мальчика вышел бы страшный злодей.

Марат уставился на пьяницу непонимающе. Но тот неспешно попивал своё вино, не глядя на Марата. Грязно-салатовый плащик отсвечивал на солнце цветными пятнами. Матерчатая сумка валялась у ног, в сухой и колючей траве, отдавшись власти серых кузнечиков.

– А можно про злодея подробнее? – попросил Марат вкрадчивым голосом, будто боясь спугнуть пьяницу с насеста.

– Да всё просто. Адика взяли в оборот «лесные»[31]. Террористы. Он для них и строительство затеял во дворе.

– Помню строительство…

– Ну вот, строил им домик для укрытия, кормил. А они ему деньги давали. Мальчик «Ладу Приору» себе купил. Нужным себя почувствовал, героем.

– Да что вы несёте! Адик даже не молился! Как его могло прибить к «лесным»?