Воин эпохи Смерша - Анатолий Терещенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Арестовали за то, что работала в Германии, – плакала жена Николая.
– Где тебя задержали фашисты?
– Во Львове… на окраине города… и отправили к немцам… Под Берлином работала на заводе…
– А где Аннушка?
– Она погибла при эвакуации… Нашу колонну обстреляли бандеровцы, – послышались вопли вперемешку с рыданиями, а затем с долго не прекращающимся кашлем. – Я ее похоронила в кювете перед арестом.
– Выгляни, пожалуйста, в окно, – громко вскричал Николай, пытаясь перебить привокзальный гам.
– Не могу, не подпускают… тут очередь…
Майор с досады сплюнул из-за дикости обстановки. Он понимал, что освободить ее, а тем более задержаться на станции долго не может – его ждет служебный эшелон. Он едет с одной войны на другую.
Вдруг она прощебетала:
– Коленька, я тебя вижу…
Он подбежал и стал вглядываться в одну из многочисленных пробоин, оставленных то ли пулями, то ли осколками. Он просунул в колючее и занозистое отверстие указательный палец, чтобы поздороваться. И вдруг он почувствовал, как кто-то его сначала погладил, а потом стал страстно целовать.
– Надюша, я найду тебя, обязательно найду и освобожу!..
Он с трудом выдернул из отверстия пораненный многочисленными занозами палец. Майор еще что-то теплое и приятное сказал своей супруге и вдруг, отбежав немного в сторонку, в окошке наконец увидел лицо Нади – видно, сердобольные женщины уступили ей место, чтобы она полюбовалась и попрощалась со своим Николаем.
Они оба плакали…
Раздался протяжный паровозный свисток. Вагоны с арестантами вдруг громко и раскатисто захлопали и залязгали стальными буферами во время «натяжки» состава. Потом локомотив проголосил вторым коротким гудком, легко тронулся с места и медленно потянул куцый эшелон, шипя белыми клубами пара, вырывающимися откуда-то из-под бегунков – передней пары колес, – и, сердито оглашая пристанционное пространство громкими выхлопами сизого дыма из короткой трубы, понесся вдаль, набирая скорость.
Он увозил зэков в неизвестность, увозил в страну с нарами, обилием колючей проволоки, охранниками и собаками. Николай некоторое время шел быстрым шагом за вагоном, чтобы лучше слышать голос жены, попавшей в неволю. Махал ей ладонями. Потом он побежал за вагоном, бежал до тех пор, пока не пришло понимание – соревнование в таком беге бесперспективно, как у того есенинского жеребенка, который соревновался с поездом.
Шуреповы поняли все.
Александра заплакала, а Александр, когда-то читавший и заучивавший стихи Есенина, вдруг вспомнил одно из стихотворений поэта.
Именно в момент гонки майора за поездом Шурепову внезапно пришли заученные на память слова великого российского поэта Сергея Есенина, которого они всегда почитали с Александрой и на которого в начале тридцатых годов ополчилась вся либеральная интеллигентная шушера с дремучей беспросветной ненавистью ко всему корневому, православному и патриотичному. И он прошептал для себя большой отрывок из этого произведения, касающийся увиденного:
Бег Коли Коваленко как было не сравнить с есенинским жеребенком?
Скоро запыхавшийся и раскрасневшийся от чувств и бега Николай оказался в своем вагоне. Взбудораженный и потерянный он грохнулся на нижнюю деревянную полку и зарыдал.
Александр обнял его своими могучими руками и стал успокаивать.
– Коля, у меня с тобой много общего…
Правда, Александр никакими больше подробностями не поделился с Николаем, а вот Александра продолжала плакать, увидев эту трагическую сцену на привокзальной площади.
«А ведь могла и я оказаться в таком положении, как Надя. После фильтрационного лагеря в Риге был прямой путь на нары арестантского вагона – скотовоза, – размазывая слезы, текущие по горячим от волнения щекам, размышляла Александра, то и дело бросая взгляды благодарности на мужа. – Сколько таких судеб поломано войной и у юношей,
и у девушек. Эта гармошка разбирательств еще долго будет растягиваться. Власть должна или насытиться такими делами, или осознать бесперспективность и тупиковость глупого преследования невиновных перед Родиной граждан, волей обстоятельств оказавшихся в Германии.
Боже мой, когда уже наступит конец всему этому кошмару?! Думается, Николай поможет своей супруге освободиться…»
А тем временем Николай Коваленко рассказал, что служил с тридцать девятого года во Львове, где его с женой и дочуркой Аннушкой застала война. Там она их и разлучила. Он долго и мило рассказывал о своей красавице жене и ненаглядной Аннушке, о боевых действиях в окружении, выходе из него и участии в партизанском отряде, пока не перешел линию фронта после ранения.
Поезд уносил офицеров и их семьи все дальше и дальше к Приморью – к берегам Тихого океана. Именно этого требовал Японский вектор от солдат, офицеров и боевой техники, чтобы как можно скорее сокрушить нацистских приспешников – японских милитаристов…
Говоря об участии Александра Шурепова и его коллег в военной кампании против японских агрессоров, державших на крючке практически полстолетия оккупированные Корею и Китай и постоянно угрожавших Советскому Союзу, хотелось бы остановиться на оперативной обстановке в районах расположения и дислокации кораблей Тихоокеанского флота (ТОФ) и войск Дальневосточного военного округа (ДВО). Военные контрразведчики этих двух оперативно-стратегических территориальных объединений Вооруженных сил СССР работали в полном контакте.
Вместе с тем автор на конкретных примерах решил показать результаты борьбы органов военной контрразведки против японских разведчиков и диверсантов, в которой участвовал и Александр Алексеевич Шурепов.
Сразу же после победоносного завершения войны с Германией в Советском Союзе была задействована государственная программа привлечения рабочей силы в дальневосточные области страны для их освоения и развития. Ехали туда в основном законопослушные граждане – по комсомольским путевкам молодежь и по разнарядкам специалисты с солидным трудовым стажем.
Но существовала еще одна категория людей, и их было тоже немало, – на Дальний Восток и на берега Тихого океана устремилось иудово племя – бывшие пособники гитлеровцев из числа советских граждан: полицаи, каратели, бандеровцы, власовцы, сотрудники абвера и гестапо, которым удалось каким-то образом избежать справедливого возмездия. Они надеялись в глуши Сахалина, Камчатки, Чукотки, Курил и таежных поселков отсидеться до времен, когда забудутся их злодеяния.