Демоны прошлого - Вера Кауи

Сара знала своего сына лучше, чем он сам себя знал. Она могла читать его мысли по лицу, как бы он ни старался их скрыть. Он был оскорблен в лучших чувствах, хотя старался спрятать истинные эмоции за мальчишеской бравадой.

— Мы поговорили в субботу на празднике, в понедельник вместе пообедали, тогда я и рассказала ему о тебе. Вот и все, — мягко сказала Сара. — Больше ничего не было.

«Пока не было», — подумал Джеймс, не сводя глаз с бокала. Он только теперь начинал что-то по-настоящему понимать. И это ему тоже не нравилось. Он был еще слишком маленьким, когда мать впервые сказала ему про Эдварда Джеймса Хардина, и для него это казалось чем-то вроде голливудской мелодрамы времен войны. Отважный американский пилот-красавец и юная английская аристократка, страстная романтическая любовь… Ему тогда было невдомек, что такое подлинная страсть. В тех старых голливудских картинах никогда не показывали мужчину и женщину в постели. И теперь эта женщина, сидевшая напротив него, не могла быть его матерью. Слишком сексуальна для такой роли.

Подумать только — его мать! Он воспринял эту историю как те сказки, которые мать читала на ночь, она соседствовала в его сознании с легендами о короле Артуре и рыцарях Круглого стола или о героических защитниках форта Аламо. Быть сыном полумифического летчика, сделавшего двадцать пять боевых вылетов, а может, и больше, который сражался в небе с «Мессер-шмиттами» и «Фокке-Вульфами» и посадил «Салли Б.» на двух моторах, гораздо больше льстит самолюбию мальчишки и больше говорит его воображению, чем быть сыном неподвижного калеки. Родной отец представлялся Джеймсу чем-то вроде одинокого рейнджера, о котором можно читать в книжках, которым можно восхищаться, но в которого нельзя поверить как в реального человека. Реальными были человек в инвалидной коляске и милая, святая мама, которая жертвенно-преданно ухаживала за ним.

Какой ценой это ей давалось — об этом Джеймс задумался впервые. Раньше это просто не приходило ему в голову. Бедная его голова! С ума можно сойти. И это его мама! Господи милостивый! Да какое она имела право? Уже двадцать четыре года замужем! И самой целых сорок четыре года!

Понимая гигантскую разницу между двумя мужчинами в ее жизни, Джеймс никогда не придавал значения тому факту, что Джайлз Латрел приходился ему неродным отцом. Их отношения были настолько близкими, что это было не важно. Он не считал свою мать прелюбодейкой. Вплоть до этого момента. Его мать, его любимая мамочка, ложилась в постель с другим мужчиной, лежала голая в его объятиях, позволяла ему проникать в себя и брюхатить — и в результате появился на свет он, Джеймс Джайлз Латрел.

Он впервые осознал себя продуктом незаконной связи, ублюдком. Мерзость какая. Да как же она осмелилась? Как она могла? У него комок подкатил к горлу. Господи, если она так преобразилась после беседы с ним, как же она выглядела после занятий с ним любовью? Любовью, с отвращением подумал он. Через двадцать-то лет?

— Так что же он? — переспросил Джеймс, с ядовитой иронией произнося последнее слово. — Как ему понравились твои милые откровения?

— Понравились.

— Значит, ты кругом довольна. Что очевидно. — Он допил бокал до дна. — А па?

— Он первым сказал о тебе Эду.

— Подумать только! Мне просто ничего не остается в этой ситуации, кроме как радоваться за вас всех. У вас сложился чудный уютненький брак втроем!

— Глупо и грубо, — холодно сказала мать. — Мне всегда хотелось сказать о тебе Эду. Ты прекрасно об этом знаешь.

— Это была мечта. Я никогда не верил в реальность всего этого, если хочешь знать. Он никогда не был для меня реальным. Только героем твоих историй. Я и предположить не мог, что когда-либо услышу о нем иначе, чем из твоих уст, и никогда не хотел его увидеть! — Он неприязненно посмотрел на мать. — В отличие, видимо, от тебя.

— Я хотела этого всегда, — призналась Сара.

Джеймс был совершенно обескуражен.

— Зачем он явился?

— Просто почувствовал, что может это наконец сделать.

— У него все еще зудит — через столько-то лет?

— Не хами, Джеймс, — резко оборвала его Сара.

— Но это же смешно! Столько лет прошло! И что же мне теперь прикажешь делать?

— Никто ничего тебя не просит делать.

— К чему тогда вообще все эти разговоры?

— Эти разговоры давно у нас велись.

— Да, шесть тысяч миль и двадцать лет долой, и теперь, очевидно…

— Что очевидно?

— Завел тебя, — грубо бросил Джеймс. — Разве не так? С первого взгляда видно.

Мать неожиданно улыбнулась в ответ, и эта улыбка его окончательно вывела из себя.

— Ты прав.

В нем закипала злоба. Больше всего злило ее самообладание, даже какое-то высокомерие. В ней чувствовалась такая уверенность в себе, какой раньше он никогда не замечал. Еще одно доказательство влияния на нее этого человека.

— Я отвечу на вопрос, который ты не решаешься задать, — спокойно сказала мать. — Да, я все еще люблю его. И всегда любила. И всегда буду любить.

Он потерянно глядел на нее.

— И чем же он тебя взял? — с отвращением спросил он. — Я просто не узнаю тебя.

— Уймись, — мягко сказала мать.

— А что прикажешь делать нам — твоему мужу и твоему сыну? Удалиться, чтобы не портить картину?

— Оставаться на месте.

— Ну спасибо, успокоила.

— Я не собираюсь бросать ни мужа, ни сына. Эд вовсе не за этим явился.

— Откуда ты знаешь? Может, до него дошли слухи, что па дышит на ладан.

Взгляд матери стал ледяным.

— Довольно, Джеймс. Ты забываешься.

— Я забываюсь? Это ты забыла обо всем на свете и еще смеешь меня осаживать!

— Замолчи!

Ее голос прозвучал как удар хлыста. Джеймс отпрянул. Сара изо всех сил сдерживалась, чтобы не вскипеть.

— Я тебя шокировала, да? Оказалась не только твоей матерью, но еще и женщиной. Ты уже достаточно взрослый и достаточно понятлив, чтобы иметь представление о том, каким кошмаром был всегда мой брак. Мы с твоим отцом никогда не спали в одной постели, и не только потому, что ему нужна специальная ортопедическая кровать. Ты не видел во мне женщину, потому что последние двадцать лет я ею и не была. Я была нянькой, Джеймс, компаньонкой, горничной, другом. Но женой в буквальном смысле слова я не была.

— Но вы казались такой хорошей парой…

— Потому что я прикладывала к этому много усилий, и мы действительно всегда были добрыми приятелями. Мы с Джайлзом верили друг другу и в определенном смысле друг друга любили — как два человека, которым приходится делить кров. Я рассталась с единственным в мире человеком, с которым мне хотелось быть вместе, ради Джайлза, потому что видела в этом свой долг. Я каждую минуту была у него под рукой, днем и ночью, дома или в больнице.