Делу конец - сроку начало - Евгений Сухов

— Все спокойно? — спросил Стась.

— Ничего не заметил, — произнес Слава. — Жильцы меня уже принимают за своего. Думают, наведываюсь к одной из здешних барышень.

— Это плохо, — уныло отреагировал Куликов. — Не нужно нигде засвечиваться. В следующий раз посидишь в машине. Только не забывай следить за входом. А то я очень не люблю сюрпризов в виде свинцовой пули в башке.

Славик чуть улыбнулся:

— Сделаю, как скажешь.

Они торопливо сбежали по ступеням. Первым, как обычно, вышел Славик, на ходу осмотрелся вокруг. Поворотом ключа он мгновенно завел изумрудного цвета «Гранд Чероки» и поднятием большого пальца дал понять патрону, что все в порядке.

Более чем на пять минут машину оставлять не полагалось, и если все-таки подобное происходило, то позже Слава не ленился заглядывать под днище и открывал капот, обходил машину вокруг — потому что мина может быть запрятана в любом месте. Сейчас, ожидая Стася на лестнице, он не оставлял машину без внимания.

Быстрым шагом Куликов пересек тротуар и, юркнув в распахнутую дверцу, разместился на переднем сиденье.

— Поехали!

Машина, фыркнув, вспугнула стайку клокочущих голубей и рванула вперед.

— Эту девочку не оставляй без своего внимания, — наконец нарушил затянувшуюся паузу Куликов. — Она мне нужна.

— Понял, начальник, о чем базар, — весело выруливал Славик.

Он уверенно мчался по встречной полосе, и по его глазам, сверкавшим сатанинским блеском, Стась предположил, что адреналин достиг точки кипения.

— Не гони, мне бы не хотелось так рано умирать, — жестко проговорил Куликов. — Прижмись правее и пропусти этот чертов грузовик, который идет на нас тараном.

— Понял.

Славик сбавил скорость и разъединил колонну автомашин, нагло отвоевав у них пространство для движения.

— Она мне нужна, как никто другой.

— Об этом не нужно было даже говорить, начальник, — заулыбался Славик. — За версту видно, что ты сохнешь по ней.

— Я хочу спросить: у тебя нет такого ощущения, что нам дышат в затылок? Скажу тебе откровенно, очень неприятное чувство.

— Есть такое дело. Оно появилось у меня после того, как обнаружили «Ниссан» с мертвяками.

— Нужно будет оборвать все ниточки, которые хоть каким-то образом могут привести ментов к нам.

— Понял, за этим дело не станет… У меня один вопрос, Стась: что делать с Кориковым? — Славик старался не смотреть на его лицо, вмиг посуровевшее.

— Прижмись к обочине.

Джип, мигнув оранжевым поворотником, мгновенно разогнал плетущихся тихоходов и прижался к тротуару.

— Кориков не сдаст, я его знаю с детства.

— Менты хитрые, они могут применять препараты, парализующие волю. Человек становится болтливым даже в том случае, если последние десять лет произнес всего дюжину слов. Он сейчас находится в Бутырке. — Слава неопределенно пожал плечом. — Если ты желаешь, то можно уладить все очень просто, там есть и наши люди. Никто даже не поймет, что случилось, просто умер и все!

— Слава, тебе нравится твоя работа?

— Да разве я жаловался когда-нибудь?

— Я тебе достаточно плачу?

— На жизнь хватает, — улыбнулся Слава, вспомнив о том, что не далее как на прошлой неделе купил себе небольшой домик в Чехии.

— Так вот, если ты не хочешь этого лишиться, не лезь не в свои дела и выполняй только то, что я тебе говорю. Я не люблю слишком инициативных людей, часто эти новаторства выходят мне боком. Ты это запомнил?

Стась пугал редко, но если подобное случалось, к этому следовало относиться со всей серьезностью. Слава проглотил подступившую к горлу слюну и ответил:

— Запомнил. Только в мои планы никак не входило ссориться с тобой. Я просто хотел сделать так, как было бы лучше всего.

— Ладно, не обижайся. Я ценю твою предусмотрительность. У меня не так много друзей, и я не хочу терять их… тем более таким способом. От всех остальных ты должен избавиться и даже от бомжей, которые, возможно, не все рассказали операм.

— Задача трудная, они держатся коммуной. — Славик на секунду задумался. — Впрочем, у меня есть кое-какие идеи.

— Это еще не все. — Стась посмотрел на Славика, продолжавшего неловко улыбаться, и заговорил все тем же непреклонным тоном: — Избавишься от Осянина. Именно с него началась полоса неприятностей. Мне бы хотелось, чтобы она закончилась как можно скорее.

— Мне понятно это желание, — согласился поспешно Слава.

— А теперь заводи свою колымагу. Мне еще с Ковылем повидаться нужно. Перетереть кое-что.

— Понял, — охотно отозвался Слава и повернул ключ зажигания.

Кобылья пядь почти полностью освободилась от снега, обнажившись разбитыми бутылками, металлическими прутьями. Всюду лежали проржавевшая жесть, вскрытые консервные банки, обрывки бумаг, старое тряпье многое другое, характерное для свалки.

Снег оставался только в небольших распадках, присыпанный недавно сброшенным мусором. Он-то уж не растает до середины лета, умело припрятав все свои тайны.

На горах мусора старательными муравьями трудились бродяги, выискивая среди рваных пакетов, холщовых мешков и картонных коробок что-нибудь съестное. Иногда это удавалось, и счастливец осторожно складывал пропитание в сумку. Удивительно, но, кроме самых обыкновенных продуктов, на свалке встречались такие деликатесы, какие не часто подают и в ресторанах столицы. Не далее как вчера Кочану удалось выгрести из-под полуметрового слоя макулатуры коробку с омарами. Местные обитатели долго думали, что делать со столь экзотическим продуктом. Потом решили его сварить, сдобрив отменной порцией соли. Получилось весьма недурно, и оставалось только жалеть, что подобных находок попадается не так уж и много.

А с месяц назад один из приятелей Кочана отыскал внушительную упаковку копченой колбасы. Ели ее всем миром дней десять, удивляясь расточительности хозяев, вышвырнувших на прокорм воронам такую вкуснятину.

Нечто подобное Кочан хотел отыскать и сегодня. Для этого имелась вполне уважительная причина — на предстоящий вечер у него была намечена свадьба. В невесты он подобрал семнадцатилетнюю бомжиху с романтическим именем Ангелина. Если бы не постоянная припухлость под глазами и не синюшный цвет лица, ее можно было бы назвать интересной дамой. Про себя она рассказывала неохотно, да и Кочана мало интересовала ее прошлая жизнь, но даже то, что она ему поведала тайно, вызывало улыбку: родилась в Ленинграде, отец — адмирал флота, мать — профессорша, и только тюремные наколки на бедре в виде черта с мешком свидетельствовали о том, что жизнь у нее была куда более содержательна, чем она рассказывала.

В общине бичей так же, как и в тюрьме, всегда очень остро стоял женский вопрос, и дамы, словно эстафетные палочки, передавались от одного джентльмена к другому. То же самое случилось и с Ангелиной, когда она в прошлом году прибилась на вокзале к двум бомжам, квартировавшим на городской свалке. Ее продавали в соседнюю общину за бутылки водки, сдавали в аренду, выменивали друг у друга на понравившееся шмотье, а то и просто отдавали за кусок вареной колбасы.