Конец света - Андрей Лебедев

Саша заснул.

И ему приснилось, что он Шекспир.

И что он пишет пьесу…

Гамлет

Мне не давала спать какая-то борьба внутри.

На койке

Мне было как на нарах в кандалах.

Я быстро встал — да здравствует поспешность.

Как часто нас спасала слепота,

Где дальновидность только подводила.

Саша-Шекспир задумался.

Я сплю?

Но не проснуться ли мне, как это сделал Гамлет там, на корабле, на пути в Англию?

Гамлет

Я вышел из каюты, плащ накинул,

Пошел искать их, шарю в темноте,

Беру у них пакет и возвращаюсь.

Храбрясь со страху и забывши стыд,

Срываю прикрепленные печати

И, венценосной подлости дивясь,

Читаю сам, Горацио, в приказе,

Какая я опасность и гроза

Для Дании и Англии…

И что меня тотчас должны схватить

И тут же, не теряя ни минуты,

Мне голову снести,

Как только наш корабль достигнет Альбиона.

Саша-Шекспир снова задумался…

Я сплю?

Но не прозрение ли это?

Не совет ли мне с небес?

Как там дальше?

Гамлет

Еще не зная, что я предприму,

Я загорелся новый текст составить.

Я начисто приказ переписал.

Сказать тебе, что написал я?

Горацио

Конечно, принц!

Гамлет

Устами короля приказ гласил:

Ввиду того, что Англия наш данник

И наша дружба пальмою цветет

И нас сближает мир в венке пшеничном,

А также и ввиду других причин —

здесь следовало их перечисленье —

Немедля по прочтении сего

Подателей означенной бумаги

Предать на месте смерти без суда.

Горацио

Но где печать вы взяли?

Гамлет

Ах, мне и в этом небо помогло.

Со мной была отцовская,

С которой

Теперешняя датская снята.

Я лист сложил как тот,

Скрепил печатью

И положил за подписью назад,

Как тайно подмененного ребенка…

Саша-Шекспир задумался.

Ребенка?

Шекспир написал «ребенка»?

У меня с Катей должен был родиться ребенок.

Это подсказка?

Как у Говорухина в его фильме «Место встречи изменить нельзя», где Шарапову наклеивают фотографию его невесты на той двери, за которой он сможет спрятаться от бандитов…

Так в чем разгадка?

И тут Саша-Шекспир проснулся.

Проснулся с уверенностью, что вместо порученного ему Заир-пашой трактата о парадигмах мироздания он напишет пьесу.

Причем на староанглийском языке.

У Ходжахмета было много проблем.

Но одной из главных был ступор в работе Центра.

Порою с ужасом он начинал осознавать, что без Пакистанца он ничего теперь не сможет.

Пакистанец бы наверняка решил проблему Шанхая…

Это Шанхай поставил блок на половину разработок Центра.

Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять это.

Ведь ни в Пекин, ни в Гонконг, ни в Гуанджоу — ни в один из китайских городов телепортировать группы террористов ни разу не удалось.

Более того, китайцы заблокировали также почти всю Юго-Восточную Азию — весь регион, вместе с Японией, Кореей и Вьетнамом…

Значит, у китайцев получилось то же самое, что однажды получилось у Пакистанца.

Они построили и наладили работу своей цепи!

Теперь у Ходжахмета нет монополии на сверхоружие…

А это значит, что в любой момент его Центр может подвергнуться удару.

И более того, в любой момент может начаться война за передел зон влияния.

И тогда еще неизвестно будет — чей сын станет наследником испанского престола?

Может, это будет сын товарища Председателя Вэнь Джунлао?

Алжирец зашел без спроса, как всегда.

Алжирец считал, что он всегда нужен и всегда кстати.

— Ассалям алейкум, Ходжахмет.

— Алейкум ассалям…

Красноречиво и многозначаще помолчали.

— Может, кофе? — предложил Ходжахмет.

Алжирец кивнул.

Он по-турецки присел на ковер и теперь молчал, перебирая четки. Молчал, чтобы пауза сильнее сконцентрировалась.

Ходжахмет щелкнул пальцами, и из-за отдернувшейся занавески появилась служанка в шелковых шароварах и коричневой кожаной безрукавке, открывавшей красивые округлые плечи и живот стройной молодой женщины.

— Подай нам хорошего крепкого кофе, — по-русски приказал Ходжахмет.

Женщина тихо удалилась.

— Ты держишь русскую прислугу, — по-арабски сказал Алжирец.

— Ты меня упрекаешь? — вскинув брови, спросил Ходжахмет.

— Как я могу тебя упрекать? — приложив руку к груди, улыбнулся Алжирец. — Но моя обязанность — беречь тебя, мой господин.

— Беречь нужно не здесь, — добродушно сказал Ходжахмет, — здесь я сам разберусь.

Потом он вдруг сощурил один глаз и спросил:

— Тебе очень нравится эта моя русская служанка, разве не так?

Алжирец не ответил.

Он достал из нагрудного кармана своей неизменной американской куртки коробку с табаком и гильзами для голландских самокруток, до которых был очень охоч.

Ходжахмет много знал про Алжирца.

Знал, например, что эту куртку морпеха с фамилией Дэвидсон на груди Алжирец снял с убитого им майора — командира морских котиков… Теперь носил эту куртку на счастье, как индейцы носили на поясе скальпы убитых ими бледнолицых.

Много еще знал об Алжирце, много, но не все.

А не знать все до конца — в этом была опасность.

Опасность, что этот человек тебя убьет.