Слишком много щупалец - Дмитрий Казаков

Он высунулся из машины и заорал во всю глотку:

– Эй, друзья, открывайте ворота! Журналисты из России приехали брать интервью у генерала Орельяно!

– Чего? – без особого радушия спросили с вышки.

Дальше начался типичный латиноамериканский разговор, больше похожий на перепалку, с частым упоминанием святых и мамы божьей, с клятвами и прочими лицедейскими штучками. Закончился он тем, что часовой согласился в нас пока не стрелять и пообещал вызвать из штаба дежурного офицера.

Офицер, молодой, похожий на Антонио Бандераса, явился через десять минут.

Выслушал Лопеса, подозрительно изучил наши физиономии, покрутил башкой и сказал, что доложит. А еще через пятнадцать минут величественные ворота распахнулись перед нами.

Крошечный человечек с большим носом подбежал к джипу и завопил:

– Скорее за мной! Генерал ждет! Он счастлив будет дать интервью нашим друзьям из России!

На территории военной базы мы ничего особенного не увидели. Плац, полоса препятствий, казармы, автомастерская – это можно найти в любом российском военном городке. А вот особнячок у генерала оказался ничего, симпатичный, беленький, с жалюзи.

Мы нагло, не скрываясь, вытащили ящик текилы из багажника и поперлись внутрь. В прихожей нас встретил среднего роста лысоватый мужчина со свирепым взглядом, квадратной челюстью и обилием нашивок на форме.

– О, сеньор Орельяно! – заявил Лопес так, словно увидел старого знакомого. – Ваше имя знают даже на холодном севере!

Глаза генерала просияли – то ли от лести, то ли от вида ящика «1921 Репосадо».

– Добро пожаловать! – рыкнул он. – Проходите.

Вскоре мы расположились в просторной гостиной, а первая из бутылок текилы – на столе, в окружении широких бокалов. Я достал диктофон, Бартоломью приготовил фотоаппарат, и мы взялись за дело.

Начать пришлось издалека, чтобы, пока Орельяно трезв, не насторожить его – ваш творческий путь и все такое, мечтали ли вы в детстве стать военным, с чего начали службу…

Каждый вопрос генерал отмечал стаканом текилы, ну и мы его слегка поддерживали. Но если мы только прихлебывали, то он каждый раз выпивал до дна. Неудивительно, что физиономия бравого вояки начала багроветь, а речь – немножечко путаться.

Когда Орельяно рассказал совершенно непотребную историю о пьянке в честь присвоения ему полковничьего чина, я понял, что «клиент созрел», и задал вопрос про Пабло Эмилио Диаса.

– Не желаю слышать про этого диаблеро! – рявкнул вояка и саданул кулаком по столу так, что опустевшая бутылка (уже третья) едва не шлепнулась набок. – Будь проклят тот день, когда я увидел его злобную рожу!

Слова «диаблеро» я не знал, но о смысле догадаться было несложно.

Спорить с генералом мы не стали, и он ничего не услышал про Пабло Эмилио Диаса. Про делишки нашего «друга» с армией гостеприимной экваториальной страны все рассказал сам. Мы узнали такие подробности, какие никогда и никто не зафиксирует в документах.

Разве только сумасшедший.

– А еще этот тип… – Орельяно нагнулся и извлек из стоявшего под столом ящика очередной пузырь, – …якшался с индейцами… с отбросами из племени саласака, даже ездил к ним на Пастасу… Нет, никаких диаблеро больше! Никаких брухо[4]и чертовых сделок!

И текилолюбивый милитарист размашисто перекрестился.

Услышав про саласака, я насторожился – не к этому ли племени принадлежал старик, которого мы встретили на рыночной площади? Выходит, тот червивый гриб связан с Хаимом Шорротом и наверняка знает что-то о нем? Нужно его разыскать, чего бы это ни стоило, и как следует потрясти.

– Спасибо огромное, сеньор генерал! – сказал я. – Ваше интервью займет достойное место в одном из ближайших номеров нашего журнала! Наша страна узнает все об одном из истинных патриотов Эквадора!

Выплеснув таким образом напоследок ведерко переслащенной лести, мы распрощались. Тот же мелкий носатый тип, оказавшийся адъютантом, проводил нас до ворот.

– Интересно, а когда протрезвеет – он все вспомнит? – спросил я, едва стальные створки с кондорами закрылись позади машины. – И пошлет роту солдат, чтобы нас пристрелить?

– Первое – наверняка, – Лопес заухмылялся. – А второе – вряд ли. Он знает меня и понимает, что я ради сенсационного материала не стану портить отношения с военными. А я не стану – ведь тот материал, что вы собираете, никогда не будет опубликован в Америке?

– Думаю, что никогда, – честно сказал я.

Обратная дорога в Кито проходила под аккомпанемент болтовни коллеги, к которой я начал понемногу привыкать, и похрапывания закемарившего Бартоломью. У меня голова была тяжелой, а ломота в теле напоминала о том, что с акклиматизацией надо считаться даже светилам журналистики, но спать при этом не хотелось. Тревожило ощущение, что кто-то злобно и неотрывно пялится мне прямо в затылок, да еще и бормочет в ухо.

Пару раз я даже оглянулся, но, ясное дело, никого и ничего не увидел.

Дрыхнущий худред-фотокор не в счет.

Когда до столицы Эквадора осталось километров пять, дискомфорт стал невыносимым. Навалилось головокружение, показалось, что еще немного, и меня самым банальным образом вырвет.

Почти не соображая, что делаю, я протянул руку, вцепился Лопесу в плечо и гаркнул:

– Стой!

– Мать шлюх! – возопил коллега и ударил по тормозам.

Джип вильнул, визг и скрежет слились с воплем разбуженного Антона. Мгновением позже к этим звукам добавился еще один – нарастающий, идущий сверху рокот. Услышав его, Лопес выпучил глаза и даже позабыл о том, что собрался как следует выругаться.

Дорога в этом месте шла по уступу: слева – пропасть метров десяти глубиной, справа – уходящая вверх бурая скала.

И вот с этой-то скалы метрах в ста впереди скатился камушек размером с дом, а за ним – свита из валунов поменьше. Все это грохнулось на проезжую часть так, что дорога вздрогнула.

А мне неожиданно стало холодно – не остановись наш джип, он бы очутился как раз под осыпью.

– Матерь Божья, святой Франциск, святой Хуан, – забормотал коллега, торопливо крестясь. – Помилуйте нас, грешных, только ваша забота и уберегла нас от происков дьявольских…

А я сообразил, что мне напоминало призрачное бормотание над ухом – голос того старого индейца. Тошнота и прочие телесные неприятности забылись мгновенно, зато в башке закружился целый сонм мрачных мыслей.

Похоже, тот старый гриб и начаровал оползень, чтобы погубить меня.

Скажи мне кто такое еще неделю назад, я бы покрутил пальцем у виска и отправил его в Кащенко. Но за эти дни я увидел и пережил такое, что легко поверю в заклинания, вызов демонов и прочую магическую ахинею.