Замануха для фраера - Евгений Сухов

– Ой, ли? – глаза Терехина сузились. Обычно так щурится один из собеседников, давая понять своему оппоненту, что сомневается в сказанном или что ему известно нечто особенное. – В озере утонул молодой парень, футболист, спортсмен – и вы не видите в этом ничего загадочного? – Бывший военком ухмыльнулся: – Да вы просто не хотите мне об этом говорить… А придется! – Он нахмурился и строго посмотрел на оперативника: – Этого требует общественность!

– То есть, вы? – имел неосторожность спросить Минибабаев.

– А я что, по-вашему, не общественность? – приблизил свое острое желтое лицо к лицу оперуполномоченного Терехин. – В моем лице к вам обращается целая группа ветеранов Гражданской войны и защитников города от полчищ белочехов и учредиловцев. Да нет, – поправил себя Терехин, – не группа, а армия. Сонм. Сонмище! И вы не можете игнорировать наши требования и стремления участвовать в жизни города и приносить ему посильную помощь. Мы еще – ого-го! – вскрикнул Терехин и забил ногой об пол, как молодая нетерпеливая лошадь, готовая к скачкам. А потом запел:

Каховка, Каховка, родная винтовка,

мы жертвою пали в боях!

Каховка, Каховка, родная винтовка,

и мы, траля-ля, трах-бабах!

В уголках его губ появилась едва заметная пленка. Минибабаев на всякий случай незаметно отодвинулся от собеседника, сверкающего глазами и размахивающего правой рукой, словно в ней была зажата шашка. Спев куплет, натопавшись и намахавшись, бывший военком вполне членораздельно продолжил:

– Возьмем второй случай. Старый рыбак, которому перерезали горло.

– Откуда вы…

– Ну, во-первых, не такой уж он и старый, – не дал договорить оперуполномоченному представитель героической общественности города. – Немного меня старше. А потом, зачем и кому надобно лишать жизни безобидного рыбака? Да еще так специфически – финкой по горлу, а? Вы, товарищ оперуполномоченный, задавались таким вопросом?

Он немигающим взглядом уставился на Минибабаева. Глаза его, как-то матово блестящие, были, кажется, разного цвета.

– Это вас не касается, – жестко ответил Минибабаев.

– Э-э, не-ет, – протянул Терехин и как-то зловеще улыбнулся, – нас, партийную общественность, касается все, что происходит в нашей стране. Товарищ Сталин в одной из своих работ писал, что, – бывший военком по-гимназически закатил под лоб глаза, – именно партийная общественность в смычке с правоохранительными органами должна и сможет установить в стране порядок и социалистическую справедливость. И мы, следуя этим мыслям гения мировой революции, обязаны всеми силами устанавливать эту справедливость и порядок. Вы согласны?

Крыть было нечем, и Минибабаев уже устало кивнул головой. Этот Терехин, как какой-нибудь средневековый вампир, просто высасывал из него жизненные силы, лишая воли и терпения.

– Так вы задавались вопросом, зачем и, главное, кому понадобилось убивать старика-инвалида? Ведь у него ничего нет! А не кажется ли вам, что все-таки что-то такое у него все же было?

– Да, – коротко ответил Минибабаев. – Кажется.

У него была одна версия, шаткая, правда: рыбака порешил подельник Кормакова и его ближайший сподвижник по вооруженным разбоям Леха Бабаев по кличке Шустрый. С Кормаковым этот жестокий и расчетливый малый сошелся в сорок пятом, когда ему не было и шестнадцати лет. Он вместе с рецидивистом Петром Петелиным, соседом Кормакова по нарам, и составил ядро кормаковской банды. Отсюда, верно, и было у него такое погоняло: Шустрый. То бишь, мал, да не по возрасту шустер. И в привычках этого звереныша Шустрого было резать своих жертв финским ножом.

Но если это сделал Шустрый, то зачем? Ведь у рыбака брать было совершенно нечего, кроме драных сетей и пары только что изготовленных «кошек»!

Попытки ограбления его дома не было, стало быть, убийцу интересовал только Востриков. Вернее сказать, его смерть.

Но почему?

Правда, такой волчонок, как Леха Бабаев, мог убить человека и запросто так. За косой взгляд или грубое слово в его адрес. Да мало ли еще за что может убить изверг и нелюдь не понравившегося ему человека? Вот только это все было как-то шатко.

Зачем Шустрый оказался именно этой ночью на озере?

Что произошло между убитым и его убийцей?

Да и Шустрый ли это был?

А подвижник законности и правопорядка продолжал вещать, и пленка в уголках его губ увеличивалась и почему-то не рвалась:

– Вот и выходит, что в случае с рыбаком, как и в случае с футболистом, смерть последовала при неизвестных и весьма загадочных обстоятельствах, – заключил Терехин.

– Пожалуй, – устало согласился Минибабаев.

Собственно, сейчас он был согласен на многое, если не на все, лишь бы этот представитель героической партийной общественности оставил служебный кабинет.

– Но, – Терехин снисходительно улыбнулся, сощурился и посмотрел на оперативника сверху вниз, – вам повезло. После того, что я вам скажу, вы легко распутаете оба этих дела.

– То есть? – поднял брови Минибабаев.

– Все очень просто, – бывший военком хлопнул себя по коленке и мелко, по-идиотски рассмеялся. Впрочем, если идиоты и смеются, то никак не иначе, нежели по-идиотски. – Мне известны эти загадочные обстоятельства.

– Да вы что? – спросил Минибабаев ехидно.

– Да-с, именно так-с, – заговорил отчего-то по старорежимному бывший уездный военком, нимало не заметив сарказма оперативника.

– А не доложите ли вы мне, что это за обстоятельства? – вкрадчиво спросил Минибабаев.

– Отчего же не доложить, доложу-с, – продолжал старорежимное словоречение Терехин.

– Ну-с, и где кроется разгадка? – спросил, подыгрывая ему, Минибабаев.

– В золоте, – тихо произнес бывший военком, чуток подавшись вперед, и оглянулся по сторонам, после чего оперуполномоченный проделал то же самое.

– В золоте, значит? – так же тихо спросил оперуполномоченный.

– В золоте, – еще тише подтвердил Терехин.

– В каком золоте? – почти прошептал Минибабаев.

– В том, что на дне озера, – не почти, а уже натурально шепотом сказал добровольный блюститель законности и правопорядка.

«Вы это про сокровища ханской казны»? – хотел было ядовито спросить у душевнобольного Минибабаев, да осекся. Ведь он не сказал «сокровища». Он сказал «золото». Он что, имел в виду то золото – как говорят, целый вагон, – что сбросили в озеро перед занятием города белочехами и каппелевцами летом восемнадцатого года? Его ведь как раз сбросили в Дальний Кабан…

Стоп. Это же просто городская легенда. Такая же, как про сокровища ханской казны, которую якобы закатали в бочки и вывезли на озеро перед самым взятием Казани Иваном Грозным.

А может, это не просто легенда? Ведь находили же рыбаки арабские монеты и всякие старинные украшения?