Долиной смертной тени - Дмитрий Володихин

– Из Сариного дома кто-то из наших отстреливается. Мало того, напротив, где-то на крыше что ли, засели люди. Мразь, стрелки с Равнины, срань недоделанная… за нашим барахлишком пришли… Это точно люди. Садят из старого крупнокалиберного пулемета «Веллер-2100»… Каждый заряд при ударе срабатывает как осколочная граната… плюс разрыв дает очень высокую температуру, кто рядом стоят, те просто поджариваются. Для быкуна – слишком сложная техника…

– Что делать-то будем, Таракан?

– Надо отвлечь на себя внимание. Чтоб наши ушли оттуда… кто бы там ни засел. Может, тогда выживут: терранцы, по идее, с минуты на минуту будут здесь… Так. Выскакиваем и палим в упор, а потом обратно, за угол… во-он там спрячемся, там подвал со вторым выходом… На счет три… Ну, раз… два… три!

И мы выскакнули! Я только раз – бах! – потому что второй ствол не успел зарядить. Мы ж бегали. У Полины чего-то заклинило, она даже не выстрелила, сразу принялась заряд выковыривать…

Там не попасть никак нельзя. С огнеметом ходит очень большой быкун… этот… как Капитан говорил… быкун-конструктор. Три метра росту, наверное. Яна три раза бабахнула: у нее три ствола проволокой к деревяшке прикручены. Но вот она обратно из-за угла нейдет… Я уж опять один ствол зарядил, а она нейдет. И Таракан нейдет, он там ругается, и у него излучатель делает такой звук: шррх-шррх-шррх… И Петер нейдет.

И я тогда из-за угла выглянул.

И онемел.

Оох…

Стреляли мы стреляли, а только маленькому быкуну огнемет попортили, он сюда бежит как раз… И все. А большому быкуну, который конструктор, хоть бы хны. Зато он к нам повернулся, да. У него струя огненная прямо в Яну хлещет, а Яна бьется-бьется на земле, прямо как сухой листик в огонь попамший… Пулемет лупит теперь по Петеру, и Петер рядом с Яной дрыгается, земля вокруг Петера дыбом стоит, все рвется. А он даже не кричит. И только Таракан долбит и долбит по большому быкуну, а тот не падает и не падает…

Тогда струя огня переходит на него. Быстро так. Таракан роняет излучатель свой и весь горит. А все тоже не падает и ругается очень громко. Горит и ругается. А потом упал лицом вниз…

Я никак с места двинуться не могу. Вот. Полина кричит чего-то, я не пойму чего… Вроде, «сейчас»… А маленький быкун уже рядом как раз. Прямо в двух метрах, да! И я сам не понял как, просто у меня руки дробовик подняли и на курок нажали. Вся дробь ему в образину полетела. Он аж встал, головой вертит, лапами по щекам себя хлопает, кровяные брызги в разные стороны от него… Я хотел быкуна ружьем ударить, ничего другого-то нет у меня. А он ружье мое схватил и сам меня по плечу шваркнул. Ах, как больно. Я упал. А он ко мне. Только головой все вертит и надо мной лапами машет, никак не прицелится, чтоб убить меня враз. Мне бы бежать, а тут ноги перестали меня слушаться. Вот. Как же так? Расползлись по земле, бечь не хотят. И я закричал:

– А-а-а-а-а-а-а-а-а!

Тут эта зараза точно прицелилась и прямо по больному плечу меня саданула… Может, на звук? Я вою, вою, а убежать никак не могу. Быкун надо мной машет, кровь из головы его во все стороны льется, наверное, глаза ему застит. То ли я ему дробью глаза повыбивал, и он, гад, лупит, когда по воплям моим приметится… Нет не повыбивал, вон они, смотрелки его.

Это он рядом с большим быкуном – маленький. А меня он выше на три головы, да еще шире. Он как два я вширь. Заденет по голове и прихлопнет моментом.

Что мне делать? У меня еще фонарь был. Я фонарь ухватил, на полную силу его поставил и в самое рыло быкуну сунул. Он теперь вроде меня завыл и упал в лужу. Глаза себе дерет, разодрать не может никак. Ослеподырился.

Полина к быкуну подбегает и палит ему в шею. В упор.

Быкун аж на метр из лужи выпрыгнул. И сразу завалился, лежит, не двинется…

«Я буду жить. Как хорошо, я буду жить…» – это я подумал так странно, как до Мятежа думал… Обычно я по-другому думаю.

О! Ноги опять заработали.

Я встаю, свой дробовик ищу, надо его зарядить. Нашел. Гну, заряжаю… Полина в подвал наладилась.

– Стой! – я ей кричу, – погоди.

– Капрал?

– Может, мы еще здесь понадобимся. Заряжай, Полина.

Она меня послушалась. Хорошо. Люди меня редко слушаются.

По новой я выглянул на Крэнстон-стрит.

Быкуны из домов к своему главному сбегаются. Как их много! А главный, самый большой, крутится посреди улицы. Прямо на шее у него кто-то сидит. Маленький такой, одежда на нем дымится… Капитан? Наверное, из дома Сары спрыгнул. Не убежал, а быкуну на шею спрыгнул. Быкун его схватил за ногу, давит ему ногу, калечит ему ногу. А Капитан кричит. Капитан кричит, но быкуна не отпускает никак. В ухо ему, быкуну сует чего-то… Зачем?

Вдруг прямо на том месте, где они боролись, огнем пыхнуло. А грохот какой! У меня уши заложило.

Полина дергает меня сзади:

– Что там, Капрал? Может, уйдем все-таки? Капрал?

– Погоди, погоди…

Дах!

Упал главный быкун, о землю тело стукнуло. Даже не весь он, а нижний его кусок. По грудь. Да.

– Полина, Капитан погиб…

– Что?!

– Тихо! Тихо! Теперь нам отсюда уходить нельзя… Никак нельзя, да.

Вот, упал конструктор, а маленькие быкуны вокруг стоят кругом, не двинутся. Только ногами… лапами притоптывают. И пулемет сверху не жарит. Почему пулемет не жарит? Меня ж они видели, давно могли пульнуть по мне, да?

Начали быкуны разбредаться потихонечку. Всё, никто теперь ими не командует, это Капитан сказал. Еще когда жив был. Теперь они на Станцию пойдут всех драть. Но только по одному, по два, по три они пойдут. Не так страшно, как если всей толпищей. Может, их пугнуть? Теперь они совсем не то, без главного. Может, они испугаются?

– Полина, сейчас мы по ним пальнем…

– По кому?

– По быкунам, там их целая куча. Пальнем – и в подвал. Может, оттуда – еще разок. Да. Готова?

– Ну… да…

– Значит, выбежим, прицелимся, пальнем как следует, и в подвал. Вот так…

Но вовсе мне палить не пришлось. И Полине не пришлось. Я только слышу: тиннн… тиннн… тиннн…

– О, летят! Гляди, Капрал, летят!

– Чего?

– Да вверху…

Точно, прямо над Крэнстон-стрит летят два здоровых железных сапога.

– А? Чего это?

– Капрал! Какой же ты молодец, Капрал! Какие мы все молодцы! Это ихние патрульные антигравы!

Полина вокруг меня скачет, на шею мне примеривается.

– Да чьи?

– Ихние, терранские, дурья твоя башка!

Тут она точно на меня прыгнула, обняла за шею и в самое ухо поцеловала.

В ухе – звон.