Версаль. Мечта короля - Элизабет Мэсси

Сказанное Филиппом явно не понравилось дезертиру.

– А вы-то кто будете, господин француз?

– Филипп, герцог Орлеанский.

Испанец захохотал, но быстро умолк, сообразив, что Филипп говорит правду. Дезертир выпрямился на дрожащих ногах и церемонно поклонился:

– Быть может, завтра мы снова встретимся на этом поле.

– Очень может быть, – ответил Филипп.

Филипп побрел туда, где оставил де Рогана. Отойдя на несколько шагов, он обернулся. Испанец торопливо доставал из ямы мундир и шпагу.

Прохладная погода не слишком располагала к купаниям, однако Генриетта любила воду и продолжала ходить в купальню. Вот и сейчас, освежившись в бодрящей воде, она вылезла на мостки, откинула с плеч мокрые волосы и, дрожа на холодном воздухе, поспешила в купальный домик. Фрейлины двинулись следом. Генриетта шла, думая о скорой зиме. Купания прекратятся, но зато можно по-прежнему встречаться в купальном домике. Генриетта дорожила этими мгновениями. Ненадолго ее мысли закружились вокруг войны и воинов. Она вспомнила о Филиппе, а от Филиппа ниточка протянулась к Шевалье. Но вскоре ее мысли снова вернулись к Людовику. О Людовике она думала везде и всегда.

Возле двери купального домика стояла маркиза де Монтеспан.

– Вот уж не ожидала увидеть вас здесь, – сказала Генриетта.

– Я хотела поговорить с вами вдали от придворных ушей, – улыбнулась Атенаис.

Они присели на каменную скамью. Придворных ушей рядом не было, а зяблика, расположившегося на ветке соседнего дерева, больше занимало собственное щебетание.

– Как гадко поступил Шевалье с вашей бедняжкой Анжеликой, – сказала госпожа де Монтеспан.

Генриетта хмуро кивнула:

– Он не был бы Шевалье, если бы не делал пакости. Но Анжелику он скомпрометировал, и теперь у меня новая фрейлина.

– Некая мадемуазель де Клермон.

– Да. Софи. Довольно милая девушка. Она замечательно расчесывает мне волосы. Легкая рука.

Маркиза наклонилась к уху Генриетты:

– Я придумала, как утонченно отомстить Шевалье. Хотите узнать?

– Нет, Атенаис. Я не любительница мстить.

Ответ Генриетты несколько смутил госпожу де Монтеспан.

– Осмелюсь спросить почему.

– Я знаю, чего вы добиваетесь, однако ничем не могу вам помочь, – сказала Генриетта.

– Простите, Мадам, но я совершенно не могу понять вашего ответа, – притворно смутилась Монтеспан.

– А вы задумайтесь… И непременно сможете.

Улыбнувшись маркизе де Монтеспан, Генриетта ушла в домик. Атенаис осталась на скамейке.

– Надеюсь, что смогу, – сказала она себе.

Король приказал своим министрам собраться в Салоне Войны и сейчас вглядывался в их лица. В глазах самого Людовика читались гнев, решимость и готовность бросить вызов всем, кто посягает на спокойствие и порядок в его стране.

– Нас окружают заговорщики, – сказал он, упираясь руками в стол и по-волчьи опуская голову. – Нас окружают недовольные нашими преобразованиями. Какое-то отребье чувствует себя хозяевами на королевских землях, убивая и запугивая моих добропорядочных подданных. До сих пор мы только оборонялись. Довольно! Мы должны прорвать осаду и перейти в наступление. Бонтан, вы создадите отряды для защиты дорог.

– Они уже созданы, ваше величество, – ответил Бонтан и тут же поймал скептический взгляд Маршаля.

Глава королевской полиции сомневался в его словах.

– Оденьте их в мундиры, – продолжал король. – Пусть все ощущают их присутствие. В честных людей это вселит уверенность, а у разной нечисти отобьет охоту бесчинствовать на дорогах. Сделайте здесь то же, что и в Париже. Ваши люди должны быть на каждом участке. Всегда, в любое время и в любую погоду. Встретьтесь с каждым дворянином, находящимся в оппозиции. Я хочу понять причины, побуждающие их противиться моим замыслам. И разъясните им наши намерения. Их король отправляется на войну.

Король встал. Вслед за ним встали и министры.

Фабьен дожидался Бонтана у двери, намереваясь поговорить, однако Бонтан заговорил первым:

– Для охраны дорог создано четыре отряда по сто человек. Каждую повозку с грузом должны сопровождать не менее пяти охранников. Все пассажиры должны передвигаться только с охраной.

– Четыреста человек, – покачал головой Фабьен. – И все необученные.

– Вы же знаете: основная часть наших мужчин сейчас на фронте.

– А на охрану вы отрядили сопливых мальчишек! – язвительно усмехнулся Фабьен.

Сборы короля и его свиты к отбытию на войну были напряженными и заняли три дня. И вот настало утро четвертого – утро отъезда. Все придворные, знать, гвардейцы и слуги собрались перед дворцом. Над их головами сияло безоблачное небо. Королю желали счастливого пути и скорейшего возвращения. Дамы махали кружевными платочками, глядя, как Людовик и его любовница Генриетта поднялись в королевскую карету. Три фрейлины Генриетты, среди которых была и Софи, уселись во вторую карету, позади королевской.

Госпожу де Монтеспан в этот вояж не пригласили. Работая локтями, она проталкивалась между глазеющими придворными, пока не оказалась рядом с Луизой де Лавальер. Атенаис нарочно привстала на цыпочки, чтобы король непременно ее увидел. Ей хотелось «разговора глаз». «Ну посмотри же на меня, – думала она. – Увидь меня. Я совсем рядом». И только когда кучер натянул поводья и карета тронулась, Людовик выглянул из окошка и кивнул маркизе де Монтеспан. «Он меня увидел!»

– Браво, Луиза, – сказала она, наклоняясь к своей спутнице. – Этот взгляд принадлежит вам.

– Нет, – со вздохом возразила Луиза. – Вы наверняка ошиблись.

– Вы чем-то опечалены?

– Король стал для меня недосягаем.

– Вам только кажется. Всем известно, что вы – его любовница, – сказала Монтеспан.

– Однако он выбрал Генриетту и повез ее с собой на войну.

– Генриетта очень скучала по мужу. Потому король и повез ее к нему.

В глазах Луизы вспыхнула надежда.

– Вы мне поможете? Я нуждаюсь в благосклонности короля, однако мое присутствие нагоняет на него скуку. Когда он вернется, быть может, вы сумеете повлиять на его настроение… в мою пользу? Поговорите с ним, рассмешите его. Если король будет в хорошем настроении, у меня может появиться шанс.

Маркиза де Монтеспан глядела вслед удаляющимся каретам. Вскоре они скрылись за поворотом извилистой дороги.

– Я попробую, – сказала она, откидывая с лица прядь волос.

В королевской карете было тихо. За окошками проносились дома, амбары, конюшни. «Вот они, плоды крестьянской жизни, – думал Людовик. – Простой жизни, которой вовек не понять, сколь тяжкий груз лежит на плечах короля и его ближайшего окружения. Можно ли назвать крестьян свободными? Или же они – рабы своего жалкого удела, выпавшего им в жизни?» Генриетта коснулась его руки. Ответного прикосновения не последовало, и она убрала руку.