Адмирал - Михаил Михеев

Линкоры – вершина эволюции морских артиллерийских платформ. Их конструкция вобрала в себя опыт тысячелетий, от первых боевых галер древних греков до тех чудовищ, которые в начале века сходились в Ютландском сражении. И этот опыт воплотился, в числе прочего, в системы защиты, позволяющие кораблю выкарабкаться даже когда, на взгляд дилетанта, все потеряно. Пусть этот линкор уже избит до безобразия, все равно шансы есть, и одной торпедой его утопить сложно. Хотя, конечно, и возможно, но сейчас был явно не тот случай.

Взрыв проломил борт, и дыра вышла впечатляющей, но противоторпедная защита оказалась на высоте, поглотив и перераспределив энергию взрыва. Вода уперлась в металл переборок и, хотя не все они пережили бой, обширных затоплений удалось избежать. Конечно, «Шарнхорст» заметно накренился, но все же не перевернулся. Дальше же дело было за его командой, от слаженности и правильности действий которой зависело, что с ними будет.

Несмотря на тяжелейшие повреждения от вражеских снарядов и огня, серьезно попортившие нутро линейного крейсера, удалось частично выполнить контрзатопление отсеков. Полностью выправить крен не получилось, однако хотя бы частично остойчивость была восстановлена, и теперь не было опасности, что корабль немедленно перевернется. Правда любое, даже незначительное волнение могло довершить начатое – в бортах осевшего почти на полтора метра ниже положенного «Шарнхорста» зияли огромные дыры, и если их начнет заливать… Об этом даже думать не хотелось, притом что с пожарами окончательно справиться все еще не получалось. Только кажется, что все, огонь погашен – а он вдруг опять вырывается чуть в стороне, и приходится все начинать сначала. И чтобы заткнуть все дыры, банально не хватало людей. В этом бою «Шарнхорст» лишился убитыми, ранеными и обожженными почти трети экипажа, больше, чем за все предыдущие походы вместе взятые, причем часть погибла вместе с корабельным госпиталем во время большого пожара. Паленым мясом воняло на весь корабль даже сквозь дым от мазута.

Однако морякам, в отличие от тех, кто сражается на суше, как правило, просто некуда бежать, и потому они привыкли бороться до конца. Точнее, до того момента, как с подошедших «Лютцова» и «Гнейзенау» на борт флагмана высадили аварийные партии, перебросили шланги взамен иссеченных осколками во время боя и организовали полноценную спасательную операцию. Общими усилиями удалось кое-как сбить пламя и заделать временными щитами наиболее угрожающие жизни корабля пробоины. Провозились долго, закончив уже ночью, но все же справились, и теперь предстояло дотащить корабль до своей базы – задача, перед которой все подвиги Геракла бледнели от осознания собственной мелочности.

А пока шла борьба за «Шарнхорст», единственному незадействованному в ней кораблю следовало довершить начатое. «Адмирал Хиппер», по широкой дуге обогнув линкоры, решительно направился наперехват авианосцу, который, пользуясь заминкой, пытался уйти, выжимая аж шестнадцать узлов – все, на что он был сейчас способен. «Хиппер» настиг его за считанные минуты.

Пожалуй, самым простым было бы расстрелять «Глориес». Конечно, артиллерия тяжелого крейсера не шла ни в какое сравнение с мощью любого из остальных кораблей, но неторопливо и со вкусом расковырять не имеющую возможности ответить лоханку, какой бы здоровой она ни была, дело всего лишь времени. Да и торпедные аппараты с «Хиппера» никто не снимал, так что пожелай немцы быстрее закончить дело, они попросту обрушили бы на противника всю свою огневую мощь. Однако капитан первого ранга Хельмут Хейе, офицер храбрый и решительный, помнил приказ адмирала по возможности не добивать авианосец и сделал абсолютно правильные выводы. Решив, что Лютьенс планирует попытку захвата британского корабля, он немедленно приступил к реализации этого плана и, подойдя к авианосцу на несчастные четверть мили и развернув в его сторону все, что могло стрелять, потребовал от англичан сдаться. Откровенно говоря, в успехе он сомневался, поскольку только что видел, как дрались их товарищи, и проникся к ним вполне заслуженным уважением, но на сей раз все вышло по-иному.

Психология у моряков разных кораблей тоже разная. Те, кто ходит в бой на эсминцах или легких крейсерах, заранее приучает себя к мысли, что между ним и врагом ничего нет. И правда, ведь не считать защитой тонкую корабельную обшивку. Все зависит от того, кто первый попадет, а стало быть, надо сохранять хладнокровие в любой ситуации, ибо паникер – не боец. И к тому, что они, в принципе, смертники, эти люди привыкли.

Несколько иная ситуация на больших кораблях. Там вокруг тебя толстый слой отличной стали, а под рукой невероятная мощь корабельных орудий. И все равно, эти люди тоже знают, что противник им под стать и что с ним придется рано или поздно схватиться грудь в грудь. И, опять же, кто поплывет домой, а кто вертикально вниз, еще неизвестно. Эти люди знают, что придется рисковать, и привыкли к этой мысли.

Иное дело авианосцы. Корабли, которые могут полноценно воевать, ни разу не увидев врага, даже не приблизившись к нему. Их оружие, самолеты, найдет цель, порой отстоящую от плавучих аэродромов на сотни миль, без участия моряков, которые играют больше роль перевозчиков, чем бойцов. И это тоже накладывает на их мировосприятие определенный отпечаток. Они не трусы, нет, и когда надо могут драться не хуже остальных. Вот только помирать они не привыкли. Тем более умирать без шансов нанести врагу хоть какой-то урон. Пройдет не так уж много времени – и авианосцы станут желанной целью для всего, что может до них дотянуться, превзойдя по популярности в качестве мишеней все остальные корабли. И люди тоже изменятся. Но сейчас это была всего лишь дорогая экзотика, значение которой только начали осознавать…

«Хипперу» потребовалось всего два снаряда, чтобы убедить британцев в абсолютной бесполезности сопротивления. А предупреждение, что в случае, если авианосец затопят, подбирать немцы никого не будут, расставило точки над i. Юнион Джек неохотно, рывками пошел вниз, подведя тем самым итог жаркого во всех отношениях дня и нанеся страшный урон и без того пошатнувшемуся престижу британского флота.

Возвращение на базу запомнилось Колесникову тем, что он завидовал эстонцам. Такая вот ассоциация из прошлой жизни – уж эти-то со своей хрестоматийной неторопливостью чувствовали бы себя комфортно. Эскадра ползла к базе на семи-восьми узлах, снижая иногда ход еще ниже – до двух-трех. Один раз и вовсе пришлось на несколько часов лечь в дрейф – машины «Шарнхорста» окончательно сдали, и механики проявили чудеса изобретательности, чтобы заставить их работать. Наверное, между немцами и русскими пропасть не так велика, как принято считать, решил Колесников после того, как линкор смог дать ход. Во всяком случае, совершать невозможное с помощью кувалды и чьей-то матери у немецких механиков получилось не хуже. Повезло еще, что случилась эта неприятность уже в зоне действия немецкой авиации, и орлы Геринга смогли организовать прикрытие. Хотя, впрочем, британские самолеты в небе так и не появились.

Эскадре вообще повезло. Уже на следующий день после сражения погода начала портиться – вначале лег туман, который сдуло только вечером, но сразу же ветер посвежел, не давая работать самолетам, но, в то же время не настолько, чтобы добить поврежденные корабли. Возможно, британский флот и искал их, но без воздушной разведки его возможности оказались весьма ограниченными, и даже британские радары не смогли засечь немецкую эскадру. Позже выяснилось, что линкоры, каждый из которых был сильнее всей германской эскадры, искали обидчиков совсем в другой стороне, далеко от курса, выбранного адмиралом, и это обстоятельство быстро вошло в немецкий военно-морской фольклор. Словом, на Лютьенса теперь смотрели как на талисман, везунчика, который сумеет вытащить людей хоть у черта из зубов.