Ребёнок от сводного врага - Каролина Дэй

— Я так скучал, — произносит мягким шепотом.

Не надо… Пожалуйста…

— Больше не говори так.

— Почему?

— Потому что потом мне будет больно отпустить тебя.

— Прости, но я…

Его голос звучит всё глуше, как будто я погружаюсь с головой в воду. Чувствую слабость, даже сидя на полу в объятьях Дана. Перед глазами все кружится, бархатный голос отходит на второй план. Тьма поглощает меня, забирает в свой плен, и я молюсь только об одном:

Не трогайте моего мальчика…

— Я почти не переживала, Виктория Андреевна. Не паникуйте.

— Не паникуйте? — вскрикивает врач, глядя то на меня, то на сидящего рядом Дана. — Вы приехали после обморока, у вас матка в тонусе! Мы едва прервали угрозу выкидыша, а вы просите не паниковать?

Ощущение, что женщина отчитывает меня, как мама, которая застала ребенка за проступком. На самом деле Виктория Андреевна права. Если бы не моя слабость, я бы переживала гораздо больше, чем сейчас. Пока мы ехали до клиники, я молилась, чтобы с моим малышом все было в порядке, когда мы приехали и нам поставили диагноз, молилась, чтобы маленькое сердечко продолжало биться. Я сделаю все, чтобы побороться за его жизнь. За нашу жизнь.

— Эльза, вы понимаете, что в вашем положении с патологией плода вам категорически противопоказаны волнения?

— Понимаю.

— Если вы будете дальше нервничать, то можете не родить ребенка вообще! Он не доживет до родов!

— Я знаю…

Однако врач все равно глядит на меня, как на нерадивого ребенка. До этого момента она казалась приветливой и дружелюбной, теперь напоминает воспитательницу в детском саду, которая отчитывает детей за неподобающее поведение. Наверное, я заслужила. Слишком много думала о ненужных вещах. И одна из них сейчас сидит рядом с моей кроватью. Не слишком близко, чтобы я могла глядеть на него часами, но и не слишком далеко, чтобы слышать, что говорит Виктория Андреевна.

— Вам пропишут лекарства, витамины. Через неделю посмотрим динамику. Даниил Григорьевич, последите за своей невестой, пока она не родила на двадцатой пятой неделе!

— Она не моя невеста, — холодно заявляет Дан, заставляя меня повернуться к нему.

К руке все еще тянется трубка от капельницы, поэтому за стойкой его не очень хорошо видно, но я кожей чувствую, как палата наполняется холодом его голоса и сталью его глаз, готовых разрушить всех, кто посмотрит в них. Виктория Андреевна просила не волноваться лишний раз, но у меня не выходит. Одно воспоминание о поцелуе в моей спальне заставляет сердце трепетать, а осознание, что за ним не последует ничего, заставляет желудок сжимается до крохотных размеров.

— Вы проследите за ней, иначе будете искать другого врача. Вам очень повезло, Эльза, вас вовремя привезли к нам. Как капельница закончится, нажмите кнопку, Анечка поменяет.

Врач выходит из палаты, оставив нас наедине. Лучше бы она этого не делала. Лучше бы посидела с нами, разрядила обстановку своим присутствием и не оставляла бы меня вдвоем с паразитом, готовым высосать из меня саму жизнь. И нет, я имею в виду не самого Дана, а ситуацию, в которой мы оказались.

— Не думал, что спустя год отдам долг, — произносит Дан, горько усмехаясь. Не вижу — чувствую. Опять.

— Меня не нужно навещать.

— Виктория Андреевна считает иначе.

— Дан, я справлюсь сама, — говорю с нажимом, глядя в его сторону. — Мне не нужна твоя помощь, я справлюсь сама.

— Не хочешь меня видеть?

Это самый глупый вопрос, который я могла представить. Учитывая нашу ситуацию, его слова, которыми он плюнул в меня и отрекся. Он сказал, что наша связь — ошибочна, он кинул в меня новость о предстоящей свадьбе. Он растоптал мою душу и сердце. Нежелание видеть — логично, только…

Сердце вновь трепетно стучит в груди во время его вопроса. Оно ждет ответа. А я…

— Зачем ты поцеловал меня?

— Потому что захотел.

С этими словами он поднимается со своего места и садится на край кровати. Слишком близко. Слишком противоестественно, учитывая положение вещей. Его неповторимый аромат снова и снова проникает в легкие. Его взгляд сканирует меня. Притягивает. Мне едва удается взять себя в руки.

— Твои «хотелки» сильно влияют на мое состояние. Пожалуйста, оставь нас.

— Не могу.

— Значит, смоги! — выкрикиваю что есть мочи.

— Тебе нельзя волноваться.

— Правда? — взметаю брови вверх и смотрю, не отрываясь прямо в моментально посеревшие глаза Дана. — Почему ты не подумал об этом, когда расстался со мной? Или когда целовался со своей невестой возле клиники? Или сегодня? Почему ты убиваешь меня?

— Потому что…

Он останавливается на полуслове. Останавливается так, словно хочет что-то сказать в свое оправдание, но проглатывает готовые сорваться слова. Окончательно. Бесповоротно. Взгляд вновь становится отрешенным, холодным, убивающим своим равнодушием. Я больше так не могу…

— Пожалуйста, уйди… навсегда…

Молчание, возникшее между нами, длится вечность. Дан поднимается с кровати и покидает палату, не взглянув на меня. От переполняющих эмоций меня отвлекает мелодия входящего сообщения. Смотрю на дисплей и удивленно поднимаю брови. Звонит мама.

— Пожалуйста… — всхлипывает Марина, прикрыв карие глаза.

Никогда не понимал, почему женщины о чем-то умоляют. Почему не сделать? Но я не задаю лишние вопросы — не сейчас, когда я пытаюсь отвлечься от реальности и утонуть в человеке. Как там принято говорить в фильмах? Любить? Вряд ли наше действо можно назвать любовью.

Перед глазами одна, в сердце другая, слушаю одну, но слышу другую. Никогда не было так больно, так отчаянно тоскливо. Так пошло. Наша жизнь в принципе любит играться с нами, как с марионетками, проверяя нас на прочность, на стойкость. Выдержим ли мы испытания? Готовы ли идти дальше, чтобы жить счастливо?

Первое испытание я, кажется, прошёл. Марина удовлетворена, а я более-менее прихожу в норму и готов прожить ещё один никчемный день моей жизни. За окном падает первый снег. Люди внизу укутываются в пуховики, надевают шапки.

Интересно, она сейчас смотрит в окно? Или сидит на процедурах? Может, лежит в палате и гладит живот? Эта картина заставляет меня улыбнуться и чуть крепче сжать чашку с кофе. Почему? Потому что я никогда не застану эту картину наяву. Могу представлять ее в фантазиях, мысленно умиляться. Это все, на что я могу рассчитывать.

Прости меня…

В диагнозе нашего сына есть и моя вина. Почему отец не показал документы раньше? Почему он ничего не заподозрил и не пресёк наши отношения с самого начала? Или не предупредил меня о родстве, когда Марта и Эльза только-только появились в нашей семье?