Испытание вечностью - Виталий Храмов

Чудная философия. Русская. С врождённым психологическо-логическим вывихом.

Удар танков свежей дивизии бошей был страшен! Боевые порядки армии были пробиты – сразу и на всю оперативную глубину. Как бы это ни выглядело для кабинетных теоретиков невероятным, но одна танковая дивизия СС в клочья порвала всю экспедиционную армию американцев.

Солдаты бежали с поля боя – целыми ротами. Не бежали только советские. Умирали там, где были. Стиснув зубы. Многие – с улыбкой и с мокрыми дорожками слёз на лице, прыгали под танки с рюкзаками, полными взрывчатки.

Но в тот момент Пол уже не думал, что они сумасшедшие. Он вообще не думал. Он сам стал сумасшедшим. Он смеялся в лицо бегущим американским парням, он смеялся, стреляя в немцев, он не бежал от накатывающих танков с крестами. Он сам обезумел! В этот день он трижды бился врукопашную с панцергренадёрами С С, был дважды ранен, но, как и советские, не покинул позиций после перевязки.

Наступил момент, когда из американцев в живых остался только Пол. Остальные были убиты или бежали. И были советские. В изорванном, грязном, окровавленном обмундировании они, горящими адским пламенем глазами, смотрели на проходящие над ними танки, тяжело переваливающиеся через траншеи, чтобы потом встретить пехоту СС – панцергренадёров, в коротких, яростных бульдожьих схватках не на жизнь, а на смерть. И Пол – бился вместе с ними. На него нашло какое-то безумие – они атаковали панцергренадёров, выбили их из траншей. Вчетвером атаковали две дюжины немцев.

Как это было, Пол не может вспомнить до сих пор. Из их четвёрки выжил только Пол. Он вышел к капитану Попову практически голый, в крови – с ног до головы. В одной руке сломанный штык-нож, в другой – малая саперная лопатка с намотанными на ней кишками. Попов отпаивал его спиртом, тщетно вызывал хоть кого-нибудь по рации.

Их было только двое в этом блиндаже, с просевшем перекрытием – «накатом», по которому проехал тяжёлый танк с крестом. Васильев вызывал по рации молчащую «Аризону», Пол смотрел со злостью на проходящие мимо танки с крестами, на пятнистые силуэты эсэсовцев.

И тут рация ответила:

– Омаха, назовись!

– Капитан Попов! Кто вышел на связь?

– Капитан, это Медведь. Обозначь себя, а то зашибём!

Попов кричал координаты, затем радостно прыгал. Пол не понимал, чему он радуется.

– Егеря! Понимаешь, Паша! Егеря! Наши!

Появление егерей не было эффектным, но было – эффективным. Танки с крестами загорались и взрывались один за другим. Немцы бежали от редкой цепочки таких же пятнистых солдат, что двигались по полю боя перебежками, то и дело залегая и прикрывая друг друга огнём. И они все поголовно были вооружены скорострельным оружием. Автоматические и самозарядные карабины. Ручные пулемёты – у каждого пятого. И откуда-то из-за их спин били орудия безбашенных танков, «самоходов» по-русски, расчищая путь егерям.

Эти егеря тоже были сумасшедшие. Тоже постоянно улыбались, как безумцы.

А потом Пол чуть ещё раз не свихнулся – появилось это. Чёрный монстр, похожий на человекообразного чёрного омара, вставшего на дыбы, также покрытый панцирем, весь в наростах, шипах, вместо рук – острые клешни, шипы или рога на лбу, локтях, коленях, плечах. Пол вышел из ступора при виде этого. И впервые за этот безумный день – испугался. Но закусил губу, побежал в атаку на монстра с криком атаки безумных русских:

– Ура!

Попов бросился наперерез, Пол увернулся от него приёмом из футбола. Егеря тоже бежали его ловить, но это остановило их, просто отмахнувшись. При этом у него полностью исчезли шипы и клешни. Остался человек в черной броне. Пол ударил лопаткой в основание шеи монстра, не причинив никакого вреда, а лопатка – сломалась. Пол ударил осколком штык-ножа в корпус – сломанное лезвие соскочило по чёрной матовой поверхности.

Чёрный панцирь сполз с головы монстра, обнажив лицо и белые глаза:

– Безумству храбрых поём мы песню! Остановись, глупец! Я – Медведь. Как твоё имя?

– Пол Турбин.

– А как бабушка назвала?

– Павел Турбин.

– А где Попов?

– Я! Товарищ генерал-лейтенант!

– Молодцы, ребята! Яйца у вас стальные. Это достойно.

И монстр вручил ему красную коробочку, обшитую бархатом. Там – невзрачная серая медалька. Только советские её уважали больше остальных наград. Кроме такой же медальки у Попова, Пол больше не видел таких. Зато Попов говорил, что это самая высокая из всех возможных наград. И остальные советские, видя медальку на груди Пола, неизменно округляли глаза, вскидывали руку к козырьку, к срезу пилотки или каски.

Потом было возвращение в Америку, награждение Конгрессом. И больше Пол в Россию не вернулся.

Окончание войны застало его в тренировочном лагере учебного центра Корпуса морской пехоты.

После войны Пол демобилизовался, сытый войной по уши, как говорили советские. Доучился в колледже, долго не мог найти работу. Помогал отцу в его бизнесе. Потом он получил, как награждённый Конгрессом герой, именную стипендию Конгресса, поступил в институт и защитил учёную степень университета по его окончании. Опять – поиск работы.

Его приняли военкором в одно из центральных периодических печатных изданий. Оказалось, что работа эта – только витрина. Только красивая обёртка нелицеприятной работы сотрудника ЦРУ. Аналитиком. И советником м-ра Хардмана.

Теперь м-р Хардман – мёртв. Убит русскими, сломавшими всю жизнь Пола. После войны Пол так и не смог стать прежним. Он стал типичным русским – мрачным циником, презирающим людей и весь мир.

Пол взял приговор из рук м-ра Хардмана. Впервые он его увидел неделю назад. Вечеринку м-р Хардман проводил в этом новом русском ресторанчике с незамысловатым названием «Пит-стоп». В отличие от других русских ресторанов, Нью-Йорка например, где культивировался образ царской России, тут всё было современно. Тоже ресторан быстрого питания. По-русски – «забегаловка». И кухня была не чисто русской, а русско-американской. Ты мог заказать не только пирог, но и итальянскую пиццу, не только блинчики, но и хотдог или гамбургер. Не только квас, но и колу. Персонал был также смешанным. Единственное отличие – музыка. Современные ритмы, и даже ультрамодные, но слова – только на русском.

А м-р Хардман всю свою сорокалетнюю службу занимался антирусской деятельностью, все сорок лет работал на русском направлении, вместе с ростом русской угрозы вырастая в своём положении и влиянии. М-р Хардман был ярым борцом с русскими, но любил русскую музыку, русскую кухню, русскую литературу, живопись, русское кино. «Я самый русский янки!» – говорил он. Что не мешало ему люто ненавидеть русских. Особенно – коммунистов. И исключительной ненавистью – Сталина и Кузьмина.

Считается, что именно м-р Хардман руководил операцией по устранению Сталина и Кузьмина. И даже был награждён за это. В результате Сталин мёртв, Кузьмин изгой, простой эксцентричный бизнесмен, миллиардер. Бежавший из своей собственной страны. Хотя на прямой вопрос Пола м-р Хардман ответил так: «Убийство умирающего старика, отошедшего от дел, не приносит чести. И не имеет пользы. А так подставить Медведя я даже мечтать не мог!»