Королева-беглянка - Мэй Макголдрик

— Ты говорил о себе. Но не ответил на мой вопрос: почему ты смиряешься с тем, что знаешь так мало обо мне?

Джон снова почувствовал жар в своих чреслах. Она выглядела еще красивей. Джон думал о ее словах. Ей не нужно того, что другие женщины обычно ищут в мужчинах. Он смотрел на нее с обожанием.

— Я знаю все самое важное о тебе, дорогая, — спокойно сказал он. — Но хотел бы знать больше.

— Тогда скажи, что уже знаешь? — спросила она шепотом. Она пока не думала, как далеко позволит себе раскрыться, но ее сердце с ней согласно. Джон рассказал ей о себе, сколь откровенна может быть она сама?

Он глубоко заглянул в ее глаза и взял ее руки в свои. Она права, он так мало о ней знает. На ее ладонях новая кожа была бледно-розовой. Она сегодня сняла повязки.

— Ну, дай подумать. Я знаю, что ты умеешь быстро поправляться.

Она кивком пригласила его продолжать.

Он нежно гладил ее ладони. Потом поднес их к губам.

— У тебя самая нежная кожа из всех женщин, которых я знал.

— Не преувеличивай и не подлизывайся, — улыбнулась она. — Никаких басен, только факты, пожалуйста.

Джон согласно кивнул. Положив руки Марии себе на плечи, он привлек ее к себе.

— У тебя самые сказочные глаза русалки…

— Пока я слышу только описания моей внешности, милорд, — прервала она, обвивая руками его шею. — В моих глазах нет ничего сказочного.

— Говорю, что вижу, дорогая.

— Просто в них отражается свет твоих глаз.

— Ты очень умна, дорогая. Но нет, твои глаза цвета редкого нефрита, а свет исходит из твоей души.

— Тс-с, сэр Джон. Опять преувеличение. — Она поднялась на цыпочки и щекотала его губы своими.

Руки, обнимавшие ее, были тверды, как сталь.

— Ты страстная, прелестная, добрая. — Она открыла рот, чтобы возразить, но он закрыл его поцелуем. — И ты не замужем, — прошептал он.

— Ты считаешь, что вдовам место в монастыре?

Видя, как недоуменно поднялись его брови, она улыбнулась.

— Для некоторых, но не для всех.

— Да, но ты считаешь, что женщина должна беспокоиться о том, что с ней будет завтра.

— Да, а ты не боишься, что я не могу дать тебе много? Тебя завтрашний день не волнует?

Ее пальцы гладили его волосы. Тело прильнуло к нему.

— Тебя эта черта характера привлекает? — спросила она.

— На данный момент — да. — Его руки гладили ее спину. — Но боюсь, что настанет время, когда я буду страдать от этого.

Она просунула руку ему под рубашку. До Антверпена оставалось еще два дня пути.

— Давай насладимся тем, что нам осталось. А когда это время придет, я буду страдать вместе с тобой.

— Мария, — прошептал он, поднял ее на руки и понес в постель.

Джон осторожно опустил ее на пол у высокой кровати. Мягко потянув, он развязал ворот ее платья, и оно скользнуло к ее ногам. Мария, в одной сорочке, прильнув к нему, трепетала в ожидании. Его губы ласкали ее тело, руки, обхватив ягодицы, прижимали ее к своим возбужденным чреслам. Осмелев, она хотела узнать о нем все, переступить последние барьеры. Представив себе, как их обнаженные тела будут погружаться друг в друга, она почувствовала, что теряет сознание. Но он отвел ее руки. «Это безумие, — подумал он. — Пообещать одно, а делать совсем другое». На минуту он ощутил себя мальчишкой из религиозной школы, заигрывающим с дочкой повара. Но, чувствуя трепетное тело Марии рядом со своим, он не мог заставить себя тут же оторваться от нее и обхватил ее крепкие маленькие ягодицы.

«К черту все, до Антверпена всего лишь два дня», — подумал он. Военные корабли императора охраняют эту часть моря, и, может, он вообще последний раз остался с Марией наедине. Но подсознательно он продолжал считать, какую еще скорость ему удастся выжать из судна.

Джон отвел руки Марии за спину.

— Почему ты не позволяешь мне дотрагиваться до тебя? — упрекнула она.

— Потому что я дал слово! — прорычал он, не спуская глаз с полных круглых грудей, просвечивающих сквозь тонкую ткань сорочки. Он видел, как напряглись ее соски. — Если ты еще раз дотронешься до меня, я за себя не поручусь.

Ее дыхание прервалось, он целовал ее шею. Губы его опускались все ниже, тело ее устремилось навстречу, когда он прильнул к месту, где билось разбуженное им сердце. Рукой Джон сорвал бретельки ее сорочки, она невесомо скользнула на пол. Мария закрыла глаза.

Губы Джона припали к ее розовым соскам, его язык ласкал, мучил, искушал. Он приподнял ее груди, впиваясь в них губами.

— Джон, — ее голос стал хриплым от желания, — мне все равно, что ты обещал. Я хочу, чтобы мы познали до конца друг друга.

— Это будет… будет… потом. — Командующий отстранился от нее, пожирая глазами ее обнаженное тело. В темноте, там, на палубе, он не мог видеть, как же она хороша. Ангел. Ее кожа, белоснежная, как облака в середине лета, светилась и мерцала. Груди, высокие и полные, жаждали его прикосновения. Извив бедер и темный треугольник, скрывавший вожделенное лоно, не отпускали его взгляда. Ноги ее такие длинные и стройные. Он вновь посмотрел ей в лицо, порозовевшее и прекрасное.

— Мой бог, — пробормотал он, — как ты хороша.

Она никогда не думала, что сможет так стоять перед мужчиной. Она даже не представляла, что взор мужчины может так ласкать. Его глаза потемнели от желания.

— Возьми меня, — прошептала она. Она принадлежит ему, только ему. Джон Макферсон — первый и последний мужчина в ее жизни.

Командующий покачал головой.

— Я никогда не ощущал такой своей слабости и такой нежности к женщине, — прошептал он, гладя ее плечи, грудь, живот и бедра.

— Почему, — Мария вся дрожала, — почему ты называешь это слабостью?

— Я привел тебя сюда, чтобы доставить удовольствие тебе, зная, что сам должен ждать — ну хотя бы до Антверпена. Но ты сломала мое сопротивление. Ты околдовала меня красотой и нежностью, лишила воли.

— Я не колдунья, — ответила она, прерывисто дыша. — Я всего лишь отдаю то, что получаю. Это ты лишил меня разума.

Мария отвела его руки назад и поцеловала в ложбинку под шеей. Положив голову ему на плечо, она почувствовала, как его голое колено скользнуло между ее ногами.

«Я владею собой, — внушал Джон самому себе. — Я могу ждать». Он старался погасить бушующий между ними вулкан. Его тело опять стало слушаться голоса разума. Джон поднял ее на руки и бережно уложил на кровать.

Она следила за ним сквозь опущенные ресницы. Контраст между ними — он, одетый в белую рубашку, шотландскую юбку, широкий кожаный пояс на груди, и она, обнаженная на фоне темно-зеленой простыни. Мария потянулась к нему. Он лег на нее.