Мои 99 процентов - Салли Торн

Кажется, по моему телу пробегает точно такая же судорога-дрожь. Дарси, возьми себя в руки!

– Что мне фотографировать?

– Все, – отвечает Том хрипло. – Я хочу, чтобы ты сфотографировала все.

Он кладет руку мне на талию и начинает легонько подталкивать вверх по лестнице.

– С какой целью?

– Целей две. Во-первых, нужно держать Джейми в курсе дела, потому что, если мы не будем этого делать, он на всех парах примчится сюда. – Том ставит меня на пороге коридора. – А во-вторых, мне нужны материалы для моего сайта. Для раздела «Было – стало». К счастью, у меня под рукой есть профессиональный фотограф.

Слово «профессиональный» он произносит с легкой ноткой сарказма в голосе, но меня это не задевает. Ведь это я только что крупно проштрафилась.

– Сколько раз за всю мою жизнь ты спасал меня? Даже сосчитать не могу. Так вот, я всегда сделаю для тебя то же самое. Я не буду стоять и молчать в тряпочку, если в моих силах вмешаться и помочь. Это то, что люди делают друг для друга.

– Для меня этого не делает никто. – Он щурится, пытаясь понять.

– Я делаю.

– Как мне донести это до тебя, чтобы ты поняла?

Том подходит ко мне сзади и обхватывает меня руками. Его пальцы скользят между моими, и он поднимает мои руки до тех пор, пока камера не оказывается приблизительно на уровне моих глаз.

– Ты можешь делать свою работу в таком состоянии?

Я навожу видоискатель на коридор, и в это мгновение он дергает нашими сплетенными руками. Я делаю кадр, который, разумеется, никуда не годится.

Пытаюсь вывернуться из кольца его рук, но он придвигается ко мне практически вплотную, и его губы скользят по моей шее сбоку. Те самые губы, которыми он пил кофе из моей кружки, давая понять каждому самцу в помещении, что я занята и посягать на меня не стоит. Та темная лесная чаща, где мы играем, все еще не отпускает его. Он ведет носом вдоль моей шеи, вбирая мой запах. Его щетина слегка царапает мою кожу в ложбинке между шеей и плечом, а в задницу мне крайне интригующе упирается что-то твердое. Я чувствую себя как волчица, которую сейчас медленно и игриво прихватит за загривок ее самец. Может, его зубы даже оставят на моей коже отметины. Когда он наконец делает выдох, который все это время сдерживал, его теплое дыхание щекочет мою кожу в вырезе майки.

– Я очень много чего сделал бы, если бы только мог, – произносит он.

Я отталкиваю его:

– Не вижу никакого смысла мне об этом рассказывать.

Том Валеска – несчастный лжец. Он меня хочет. Просто у него кишка тонка. Мой пульс морзянкой выбивает горячечное: в постель, в постель, в постель. И я разочарована его неверием в меня. Ну да, кому под силу преуспеть, когда под ногами у него путается чокнутая Дарси Барретт. Всю свою жизнь я только и делала, что была помехой. Головной болью.

Я пытаюсь сделать еще один кадр, но он снова дергает мою руку:

– Примерно так я себя и чувствую, когда пытаюсь сделать что-то в твоем присутствии. – Его голос у меня над ухом превращается в низкий рык. – А сейчас мое дело – этот дом и этот ремонт. Не вмешивайся ни во что больше.

– Отойди от меня. – В моем голосе звучит горечь. – Так будет безопаснее, ты не забыл?

– А ты все еще злишься?

Телефон у Тома вновь начинает звонить. Я уже готова зашвырнуть его в жерло действующего вулкана.

– Думаю, ты не совсем поняла, что я имел в виду.

– Ну разумеется, поняла, я же не дура, – огрызаюсь я и изо всех сил сосредоточиваюсь на картинке в видоискателе.

– Я просто был… – Он умолкает так надолго, что я уже решаю, что он вышел, и делаю несколько кадров. – Ошарашен, – заканчивает он. – Я не знал, что ты так про меня думаешь.

– Не был ты ошарашен, ты был травмирован. Я прекрасно слышала, какой у тебя был голос. Все, с этого момента мы ведем себя так, будто между нами ничего нет и не было. Делаем ремонт, продаем дом, а там увидимся на Рождество. Может быть. В Корее как раз примерно в это время проходит один фестиваль, на котором я всегда хотела побывать.

– Можешь сказать, зачем ты это сделала? – (До меня доносится скрип половиц под его ногами.) – От одиночества? Со злости? Потому что хотела за что-то мне отомстить?

До него так и не дошло, что я хочу его просто ради его самого, хочу сильнее, чем воду или еду.

– Ни хрена я тебе не скажу! – отвечаю я, потому что знаю: такой ответ больше всего его взбесит. – Хотя, может, как-нибудь и скажу – когда нам будет лет по восемьдесят.

Я щелкаю камерой и смотрю, что получилось. С реальностью трудно спорить, и она передо мной. Эта комната, как и мои потенциальные отношения с Томом, представляет собой вовсе не ту идиллическую картинку, которая все это время была у меня в голове. Дом перестал быть красивым, а Том стал для меня недосягаемым. Я осталась у разбитого корыта.

Телефон у него снова звонит.

– Мне нужно ответить.

Он идет к выходу, но я останавливаю его.

– То, что ты сделал тогда в кухне… – Я щелкаю еще пару кадров. – С моим кофе. Не смей так больше делать!

– А что я сделал?

Он вскидывает глаза от пиликающего телефона и замирает с уже занесенным над экранчиком пальцем. Брови его недоуменно сведены к переносице. Он действительно не помнит.

– Ты забрал у меня чашку и сделал из нее большой глоток. Теперь твои ребята считают, что мы… – Я не могу заставить себя закончить фразу.

У Тома хватает совести изобразить на лице смущение.

– Наверное, не все кувалды созданы равными. – Он отвечает на звонок. – Том Валеска.

Надо идти и делать свою работу, пока не ушел этот свет оттенка клубничного мороженого.

Я спускаюсь к пруду и подношу камеру к глазам. Я, наверное, год не занималась уличной съемкой, и то, что руки у меня трясутся, тоже делу не помогает. Да что ж это такое?

– Не знаю, что снимать, – произношу я в воздух, ни к кому в отдельности не обращаясь.

Теперь, очутившись в одиночестве, я начинаю испытывать давящее чувство в груди. Снимать этот дом… На меня наваливается безжалостная реальность. Это будут фотографии того, чего мне в самом скором времени предстоит лишиться.

– Снимай все подряд, – подает голос какой-то парень, занятый установкой раскладного металлического верстака. Крякнув, он взгромождает на него циркулярную пилу. – Потому что здесь все изменится.

– Попробуй сделать хотя бы один кадр, – шепотом уговариваю я себя и обхожу дом по кругу.

Первое нажатие на кнопку дается мне сложнее всего. Я практически не смотрю в объектив.

Принимаюсь за съемку, механически отщелкивая кадр за кадром, как снимала бы любой другой объект недвижимости, но вскоре уже расслабляюсь настолько, что начинаю обращать внимание на мелкие детали. Сугубо для себя самой, чтобы сохранить их в памяти навсегда. Прислоняюсь к изгороди и фотографирую погнутый флюгер в виде мчащейся галопом лошади. Не помню даже, когда он вращался в последний раз.