Политическая история Первой мировой - Сергей Кремлев

Что было далее, читатель? У нас есть документ, принадлежащий перу лично Его Императорского Величества. Николай был человеком скрупулёзным и дневник вёл почти до самого своего расстрела. Вот записи тех дней…

«18 мая. Суббота

До сих пор всё шло, слава Богу, как по маслу, а сегодня случился великий грех. На Ходынском поле произошла страшная давка, причём ужасно прибавить, потоптано около 1300 человек!! Я об этом узнал в 10½ ч.; отвратительное впечатление осталось от этого известия. В 12½ завтракали и затем Аликс и я отправились на Ходынку. Собственно, там ничего не было; музыка всё время играла гимн и «Славься!». Обедали у Мама в 8 ч. Поехали на бал к Montebello (французский посол в России. – С. К.). Было очень красиво устроено. После ужина уехали в 2 ч.

19 мая. Воскресенье

С утра началось настоящее пекло. В 11 час. пошли к обедне. В 2 ч. Аликс и я поехали в Старо-Екатерининскую больницу, где обошли все бараки и палатки, в которых лежали несчастные, пострадавшие вчера. Уехали прямо в Александрию, где хорошо погуляли. В 7 ч. начался банкет. В 9½ ч. поехали к д. Сергею. Пили чай.

20 мая. Понедельник

День стоял отличный. Поехали к обедне (не к панихиде! – С. К.) в Чудов монастырь. В 3 часа поехал с Аликс в Мариинскую больницу, где осматривал вторую группу раненых. Тут было 3–4 тяжёлых случая (то есть «царям» показали считанные жертвы. – С. К.). Обедали с Мама. В 10½ поехали на генерал-губернаторский бал.

21 мая. Вторник

Встали поздно с чудным утром. В 11½ поехали к Ходынскому лагерю (не на поле – скорбеть, а на парадный смотр. – С. К.). После молебна все части прошли отлично. В 3¼ отправились в Александрию, где гуляли и пили чай. В 10¾ поехали на бал в Дворянское собрание».

И всё…

Более о трагедии нет ни слова. Зато идёт потоком: катались на лодке, ели, пили чай, мёд, обедали, ужинали.

И лез же кусок в горло!

Это потом Россия припомнит ему и кадрили под стоны умирающих, и обеды под слёзы сирот.

Кайзер же пользовался в стране огромной популярностью… В марте 1913 года наш кораблестроитель академик Алексей Николаевич Крылов вышел в плавание на немецком пароходе «Метеор» в качестве председателя Особой комиссии по исследованию успокоительных систерн Фрама. Эти успокоители качки на море в сфере политики не срабатывали, но общая работа хорошо объединяла русского инженера и старшего механика «Метеора» немца Шредера. По вечерам они коротали время за долгими беседами, и как-то Шредер оживлённо сказал:

– О, наш кайзер умеет найти путь к простым сердцам!

– И к вашему сердцу старого морского волка тоже? – шутливо спросил Крылов.

– Алексей Николаевич, судите сами… Однажды мы компанией собрались в Гамбурге в скромной пивной за кружкой пива. Знаете, как это бывает: снаружи дождь, промозглый вечер, а за столом – старые приятели и добрая немецкая песня. Вдруг… отворяется дверь и входит кайзер.

– Один?

– Один, и даже без зонтика, в мокрой шинели.

– И вы?

– Мы, конечно, вскочили, молчим.

– А он?

– А он усмехнулся и говорит: «Что это вы замолчали? Спойте-ка мне «Вахту на Рейне», да угостите кружкой пива»…

– И вы угостили?

– Ах, Алексей Николаевич! Никогда я не пел так весело! В тот вечер я выпил лучшую кружку в своей жизни!

– А потом?

– Потом он сидел задумавшись и сказал: «Спасибо, друзья! Вы хорошо проводите своё время»…

И вышел.

В таких эпизодах не обходилось, конечно, без театральности, кайзер порисоваться любил. И сословный склад жизни от пивных «экспромтов» не исчезал: на торжествах по поводу спуска очередного дредноута кайзера окружали не корабельщики с рабочими мозолями, а элита во фрачных парах и белоснежных платьях, блистающая бриллиантами.

В толпе, наблюдающей это со стороны, стоял порой и молодой австриец Адольф Шикльгрубер с «кайзеровскими» усами и про себя возмущался таким несправедливым распределением ролей на празднике жизни. Он считал, что истинные его создатели тоже имеют право на свою долю почета и славы, но пока лишь восторженно смотрел на то, как стальная громада сползает со стапеля, роняя с обшивки капли «крестильного» шампанского.

Пройдёт год, и он окажется в окопах войны, которую со стороны Германии будет олицетворять Вильгельм. Но Вильгельм ли её начал? И хотел ли кайзер именно войны, а не германской военной мощи?

В фигуре Вильгельма II много противоречий, которые, в общем-то, неотделимы от любого империализма, а от германского тем более. Особенности характера кайзера лишь придавали этим противоречиям особый колорит. Академик Тарле – со слов некоторых современников, да и по собственному разумению – утверждал, что основой личности Вильгельма был-де инстинкт самосохранения. Мол, он ни разу не слетал на самолёте, не спустился на субмарине под воду, чего от него, мол, ожидали.

Ну не всем же быть птицами такого высокого государственного полёта, как орёл наш Владимир Владимирович Путин, бестрепетно летающий в сверхзвуковых истребителях и спускающийся в пучины вод…

Тарле был человеком сугубо гражданским, интеллигентствующим, от боевых самолётов и от подводного флота далёким, и явно упускал из виду, что во времена перед Первой мировой войной (да и значительно позже) взлетевшие самолёты не всегда благополучно приземлялись, а лодки – не всегда всплывали вновь. А зря рисковать собой Вильгельм, как ответственный глава государства, просто не имел права.

Биография Вильгельма содержит немало и любопытных, и загадочных моментов. Вот, например, один из них. 28 октября 1908 года в английской «Daily Telegraph» была опубликована беседа с кайзером. Странным образом её пропустила цензура и канцлера, и министерства иностранных дел. Потом, правда, были путаные объяснения, что её, мол, просто не прочли, как будто речь шла о некой малозначащей бумажке. А между тем публикация «Daily Telegraph» вызвала реакцию более чем бурную. Вильгельм жаловался на враждебность Англии к Германии, говорил о желательности дружбы двух стран и сообщал, что в эпоху бурской войны отклонил секретное предложение Франции и России о совместном выступлении против Англии.

В Германии по поводу «неосторожного», «опрометчивого» интервью тоже поднялась газетная буря. Оценил как политический и дипломатический дилетантизм этот шаг кайзера и Тарле. А ведь в таких действиях Вильгельма скорее усматриваются его умный, согласованный с МИДом зондаж и попытка расстроить только-только сложившуюся Антанту.

Использование прессы руководителем такого уровня для целей политического зондажа было по тем временам делом новым.

Нет, Вильгельм был непрост.

И очень непрост…

Граф Игнатьев, наш военный агент в Париже, хорошо знавший и Берлин, о Вильгельме пренебрежительно не отзывался, хотя симпатий к нему тоже не испытывал. «Среди бесцветных монархов начала века типа Николая Второго, – писал Игнатьев, – Вильгельм, несомненно, выделялся природной талантливостью, скованной узкими монархическими идеалами, и при своей опасной фантастике служил хорошим прикрытием для совсем не фантастического развертывания дерзких планов»…