Супердвое: убойный фактор - Михаил Ишков

Поддавшись догадке, я еще раз внимательно просмотрел отчет Закруткина.

Эти страницы отбарабанили за пределами Союза. Шрифт русский, но кегль, количество строк и букв в строке никак не укладывались в стандарт, принятый в те годы в СССР. Что касается времени написания, берусь утверждать, отчет представлял собой компиляцию разнородных кусков, написанных на протяжении не менее десятка лет. Об этом свидетельствовала путаница с идентификацией «своих» и «чужих» – автор ощущает себя то русским, то немцем. Это касалось и действующих лиц. Кроме того, обращала на себя внимание продвинутость в мировоззренческих вопросах – для автора (или авторов) мир и реальность уже не существовали без некоего обобщающего принципа, который назывался «согласием», о чем свидетельствовало небрежное упоминание о тех, кто являлся приверженцами этого принципа. В тексте они были обозначены как «симфы» или «зналы». Я припомнил, это словечко однажды проскользнуло у Трущева, но кто стоял за ним? В какую таинственную организацию эти самые «зналы» или «симфы» (в английском написании «knowmen», «simphs») вовлекали меня? Если же эта организация находится на нелегальном положении, от кого они прячутся? И при чем здесь Трущев со своими подопечными?

Эта неопределенность только добавляла аппетитный аромат к вареву, которым угостил меня Трущев.

В сообщении Первого, доставленном из-под Калуги, было сказано: «Внедрился самостоятельно, явка в Смоленске провалена. Воспользовался собственным каналом. Имею важные сведения, касающиеся оперативных мероприятий немцев на Московском направлении. Подробности сообщу только при встрече со связным, знакомым мне лично».

Получив шифртелеграмму, полученную от особой диверсионно-разведывательной группы, переброшенной в немецкий тыл к немцам по линии управления «С»[31], я сразу догадался – Анатолий решил и дальше действовать самостоятельно. Он не верил, что это сообщение дойдет до нас. Детальный анализ подтвердил мое предположение. Но оно дошло, и это была большая удача.

Федотов согласился со мной, только удержал от немедленного доклада руководству.

– О чем собираешься докладывать, Николай? О том, что Первый ставит невыполнимое условие? К тому же наркома нет на месте, он в командировке, значит, у нас есть сутки, чтобы принять правильное решение.

– Но, Павел Васильевич?..

– Что «но»? Ты детально проанализируй, что пишет Закруткин, – у него есть важные материалы, но передаст он их только тому связному, которого знает лично. Сподхватил его мысль?

– Он работает на абвер, и это сообщение – ловушка.

– Это вряд ли, но исключать такую версию нельзя. Скорее, опять берет на себя слишком много. Вот и займись проверкой, собери все возможные материалы, детально проанализируй варианты и не спеши рапортовать, иначе…

Он не договорил, но намек был яснее ясного.

Сутки я работал с посланием Первого. Мне пришлось пройти по всей цепочке, по которой на Лубянку попала его записка. В партизанский отряд, на базе которого действовала диверсионно-разведывательная группа, ее доставил шестнадцатилетний парнишка, комсомолец Петр Заслонов. Судя по объяснениям Заслонова, Первый выявил его в Калуге во время казни патриотов, одним из которых был двоюродный брат Петрухи. После вербовочного разговора Закруткину удалось отговорить парнишку от попытки немедленно отомстить фашистам и убедить его отправиться в лес. Кроме того, по просьбе Федотова начальник управления разведки НКВД Фитин, не выявляя нутра Шееля, запросил свои источники в штабе немецкой группы армий «Центр».

На следующий день в начале пятого утра нас с Федотовым срочно вызвали к наркому.

Берия поставил вопрос ребром:

– Что нового по Закруткину?

Федотов доложил о полученном сообщении.

– Как прикажете понимат эту галиматю? – поинтересовался Берия. – Агент и дальше будет указывать нам, с кем он согласится вступит в связ, а кем побрезгует? Товарищ Сталин требует от нас предоставления самих точних, самих свежих сведений о враге, а вы что мне принесли? Что предлагаешь, Павел Васильевич?

– Мы проанализировали сообщение Первого…

– Ах, ви проанализировали!..

Федотов невозмутимо повторил:

– Мы проанализировали сообщение Первого и пришли к выводу, что он сознательно поставил перед нами практически неразрешимую задачу. По предварительным данным, все, кто учился вместе с Закруткиным или знал его, – за пределами нашей досягаемости. Все воюют, а от курсантов Подольского училища осталась горстка людей, все они ранены.

– Перевербовка не исключается?

– Не исключается, но это, по мнению Трущева, вряд ли. Я с ним согласен, фактов, подтверждающих измену, нет.

– Какие будут предложения?

– В качестве связника послать Трущева.

– Ви думаете, что говорите?! Работника центрального управления!..

– Это его инициатива.

Берия скептически оглядел меня.

– Справишься, Трущев?

– Так точно, товарищ нарком. Мы обсудили…

– Ха!.. Они обсудили! Тебе понятно, что работнику центрального аппарата нельзя попасть в руки немцев живим?

– Так точно.

– У меня такой уверенности нет! – ответил как отрезал Берия.

Я позволил себе подать голос:

– Есть еще вариант.

– Какой?

– Выйти на Разведупр и послать на связь полковника Закруткина.

Лаврентий Павлович наконец дал волю гневу. Он матерно выругался, потом обличил меня в том, что я «мало дюмаю и вообще, не дюмаю, когда говорю».

– Не хватает у тебя, Трущев, политического чутя. Это исключително наша операция, и подключат к ней варягов – худший из вариантов.

В этот момент Федотов подал голос:

– Других нет, товарищ нарком. В сообщении ясно сказано – на связь он выйдет только с известным ему человеком.

– И ты туда же, Павел Васильевич? – с угрозой в голосе спросил Берия. – Какой-то сопляк смеет ставит нам условия, и ты туда же? Идите и еще поанализируйте.

Несколько дней я не вылезал из-за стола – анализировал! Источник Фитина подтвердил легенду Первого – прямо из Смоленска Шееля отправили в Оршу, в штаб группы армий «Центр», оттуда в штаб 4-й армии, затем генерал Зевеке забрал его с собой в Калугу, где он как вольноопределяющийся был приписан к штабу дивизии. Никаких подозрительных встреч не зафиксировано, таинственных посещений офицеров из отдела Ic[32], а также встреч с работниками абвера, тем более поездок в Минск или Варшаву, не совершал.