Бывших ведьмаков не бывает! - Галина Львовна Романова

Легкая рука коснулась его щеки. Он вздрогнул, прогоняя туман воспоминаний — и рука тотчас же отдернулась.

— Петр, что с вами? — Княжна Владислава с тревогой заглядывала ему в глаза. — Вы не больны?

Девушка стояла так близко, ее присутствие просто опьяняло. Широко распахнутые серые глаза сейчас казались еще больше. В них жила тревога, любопытство, нетерпение… На какой-то миг забыв обо всем на свете, Лясота отбросил в сторону мешавший топор, потянулся коснуться ее плеч, прижать к себе, ощутить тепло мягкого девичьего тела. Она стояла перед ним прямая, тоненькая, странно спокойная. Она его не боялась. Она просто ждала, когда он ее обнимет.

Владиславой овладело странное спокойствие. До этого момента она не слишком обращала внимание на мужчину, которого судьба выбрала ей в попутчики. Его лицо было обыкновенным — такие лица встречались на каждом шагу, — разве что черты его были правильные. Он сказал, что был офицером. Но разве офицер — это не на всю жизнь? Девушка была уверена, что тут какая-то странная, возможно, трагическая история. Петр Михайлик был молчалив, сдержан, но девушка уже давно заметила, что ее не пугает и не раздражает его молчание. Рядом с ним ей было спокойно, и поняла она это только здесь, в доме колдуна.

И сейчас, едва он отвел взгляд, стоило упомянуть колдовство, Владиславу пронзила острая жалость. «Какой он несчастный, — подумала девушка. — Как ему тяжело!» И она потянулась дотронуться до него, как-то приласкать, утешить. И, встретившись с ним взглядом, внезапно поняла, что сейчас может произойти. И совсем не испугалась, «Я знаю, он не причинит мне вреда!»

Напуганный странным доверием, Лясота стоял как парализованный, не зная, что делать. Руки решили все сами. Тихо, медленно, стараясь не спугнуть, поднялись, коснулись локтей девушки, поползли вверх на плечи. Она просто стояла и ждала, глядя ему в глаза. А он в это время думал, как будет ее целовать. И наплевать, что она — княжна, а он — беглый каторжник, бывший мятежник. Какое это имеет значение сейчас, когда она так близко, что можно услышать ее дыхание, когда руки касаются ее плеч, когда она смотрит в глаза…

«Лясота! Я буду ждать!»

Пронзительный женский крик ворвался в уши. Их словно раскидало в стороны. Владислава тихо охнула, роняя кружку. Лясота, сделав шаг, запнулся ногой о полено, чудом не упал, задев торчавший из него топор.

— Вы что? — В голосе девушки зазвенела обида. — Что я вам такого сделала?

Он только помотал головой. Крик Поленьки стоял в ушах.

— Вы считаете, что я дурная, что я невоспитанная, что я поступаю неправильно, — взволнованно говорила княжна. — Но это просто благодарность. Я только хотела…

— Ничего, — выдавил он. — Я вовсе не думал…

— Думали! — со слезами закричала Владислава. — Я по глазам видела, что вы думали! Только это все неправда! Слышите?

Развернувшись, она кинулась бежать. Выругавшись, Лясота кинулся за нею.

Девушка сломя голову влетела на крыльцо, он бросился туда же, но дверь захлопнулась перед его носом. Раздосадованный Лясота рванул ее на себя с риском выломать совсем — и попятился, когда на пороге возник старый колдун. Глаза его горели таким огнем, что молодой человек похолодел.

— Бегаешь? — промолвил он. — Сил, стало быть, много? Ступай на конюшню и жди меня там!

— На конюшню? — удивился Лясота. — Но я там все вычистил и…

На губах колдуна появилась улыбка, от которой его бросило в жар.

— Никак вздумал взбрыкивать, ученик? Ступай добром, не то поведут поневоле!

— Я здесь и так, — начал было Лясота, но оборвал сам себя и, бросив последний взгляд в темноту сеней — вдруг увидит Владиславу? — направился к распахнутым дверям конюшни.

— В стойло встань! — догнал его окрик.

Он только чертыхнулся сквозь зубы.

Внутри было сумрачно и тихо. Очень тихо. В конюшне обычно переступают с ноги на ногу, вздыхают и хрумкают сеном лошади. Изредка всхрапывает жеребец, тоненьким ржанием перекликаются матки. Возятся под стрехой воробьи — один непременно мечется туда-сюда с дурным чириканьем; дробно простучит копытами козел, мягко спрыгнет откуда-то сверху кошка, послышится звон уздечки, шаги и голоса людей. Конюшня живет. А тут — тишина. Ни звука, ни шороха. Пустые стойла, пустые денники, пустая каморка, где обычно хранятся щетки, метлы, упряжь. Только в ларе у стены есть немного зерна, да в дальнем углу гора сена. Странно. Час тому назад Лясота своими руками натаскал в ясли овса, а теперь там пусто? Когда и кто успел?

Он прошел вдоль денников, проверяя. Во всех было пусто, только в последнем в яслях было сено. Подошел, запустил внутрь руку…

— Ага!

Молодой человек обернулся. Колдун стоял на пороге, держа в руке уздечку, один вид которой заставил Лясоту похолодеть. Дорогая, тонкой выделки красная кожа была усыпана золотыми бляшками. Но напугало его не это, а исходившая от нее Сила.

— По-онял, — протянул колдун, делая шаг. — А раз понял, поди-ка сюда, мил-человек.

Лясота попятился. Ему не хотелось даже думать о том, что сейчас будет.

— Чего ж ты? Струсил? Как девок тискать, так смелый, а тут оробел? Богатырь, Аника-воин! Тоже мне выискался! Живо сюда, я кому сказал?

Его что-то невидимое толкало в спину, силой подтаскивая к колдуну. Лясота уперся ногами в пол, отчаянно сопротивляясь. Старик довольно рассмеялся. Тут же что-то ударило его по ногам, и молодой человек рухнул на колени. Тело больше не принадлежало ему. Как со стороны наблюдал он, как колдун взял его за волосы, заставляя поднять глаза.

— Забудь, — промолвил он. — Ты принадлежишь мне. И только мне. И лишь я могу делать с тобой, что захочу! Я — твой господин и повелитель!

Не выпуская пряди волос из руки, другой колдун ловко набросил на голову молодого человека уздечку, и, ощутив во рту железо мундштука, Лясота почувствовал сильную боль. Она окутала его от кончиков пальцев до макушки, скрутила тело в дугу, ломая кости и выворачивая наизнанку. Он закричал, но из-за мундштука во рту вместо крика родился жуткий рев, совершенно не похожий на человеческий голос. Рев перешел в визг. Его рвануло вверх. Он резко вскочил, но чуть не потерял равновесие и был вынужден, наклоняясь вперед, опереться об пол руками. Шею рвануло вперед и вверх. Затрещали ребра, ему словно на дыбе ломали все кости. Сквозь боль, шум крови в ушах и собственные дикие крики он слышал довольный смех колдуна.

Боль схлынула так же неожиданно, как и возникла, оставив лишь дрожь в измученных мышцах. Постепенно успокаиваясь, Лясота сообразил, что изменился, и это вселило в него страх. Расставив ноги, вытянув шею, мелко дрожа всем телом, он стоял перед своим хозяином и не мог поверить, что с ним это произошло. Но это был не сон. Он действительно превратился в коня, а на полу, под ногами, лежала его порванная, превратившаяся в груду тряпок одежда.

— Хорош, ох хорош! — Колдун обошел его кругом, похлопывая по спине, плечам и бокам. — Мастью, правда, не вороной, а каурый, так то не важно. Непривычно? Ничего, обвыкнешь! Вот обломаешься малость — и обвыкнешься. А ну-ка…