Акведук на миллион - Лев Портной

Я прикинул, что в высоту акведук достигал не меньше девяти саженей. Подобных сооружений в жизни я не встречал, лишь видел нечто похожее в книжке по античной истории, и теперь полагал, что здесь, над Яузой, немецкие зодчие задались целью возродить величие Римской империи.

— А наверх-то подняться сможем? — выдавил я, еще не придя в себя.

Чоглоков снисходительно ухмылялся. Младший Герард смотрел с достоинством, но хранил молчание, предоставив папеньке и рассказывать, и упиваться моим немым восхищением.

Иван Кондратьевич повел меня к лестнице.

— А вы слышали, как народ этот акведук прозвал? — спросил он по пути. — Вам в силу служебного положения будет интересен сей факт.

— И как же? — проявил я служебное рвение.

— Миллионным! — торжественно объявил Иван Кондратьевич.

Выдержав паузу, Герард-старший сообщил такое, что поразило меня не меньше, чем вид акведука.

— На все это ушло миллион четыреста тысяч рублей!

— Сколько?! — сдавленно вскрикнул я, едва не хлопнувшись со ступеньки.

И был готов вырвать язык себе за невоздержанность! Астрономическая сумма повергла в шок, но Петр Ардалионович Рябченко должен был знать о ней. К счастью, все обошлось.

— А-а-а! — протянул Иван Кондратьевич, воздев указательный палец к небу. — Вас не проведешь! Не проведешь, сударь! Похвально! Очень похвально! Но я назвал только те ассигнования, что выделила императрица-матушка Екатерина, царствие ей небесное! — Он осенил себя крестом. — А всего-то конечно же миллион шестьсот тысяч рублей. Двести тысяч от августейшего внука Екатерины мы не забыли!

Акведук выглядел грандиозно. Но по моему разумению, на такие деньги можно было здесь, над Яузой, весь античный Рим воссоздать. И главное, что интересовало меня, так это как мост сей могли использовать заговорщики? Что такого можно было с ним сделать, чтобы Россия содрогнулась от ужаса? Разве что однажды ночью развесить под акведуком в многочисленных арочных пролетах ни в чем не повинных граждан. Мысль эта показалась мне оригинальной, и я решил приберечь ее для каверз с Чоглоковым.

Мы поднялись наверх и оказались в узкой кирпичной галерее под открытым небом. Холодный октябрьский ветер пронизывал насквозь. Я прикинул, что, пока мы пересечем мост, промозглое мясо начнет отваливаться с наших костей.

— В длину сто шестьдесят семь саженей, — гордо заявил старший Герард, словно прочитав мои мысли.

Я едва расслышал его, ветер уносил слова прочь. Иван Кондратьевич бросил через мое плечо взгляд на Чоглокова и совсем тихо промолвил:

— Конечно же вы понимаете, сударь, что крали здесь ого-го как.

— И вы об этом знаете? — спросил я, удивленный признанием.

— Конечно, знаю, — признался Иван Кондратьевич. — Но что поделаешь? Со всеми нужно делиться, иначе в России ничего не построишь. Бауэр пытался с этим бороться, вот отчего строительство затянулось на двадцать лет!

— Кто?! — переспросил я, вновь спохватился, что задаю глупый вопрос, и поправился: — Извините, ветер! Я не расслышал.

— Генерал-поручик Фридрих Вильгельм фон Бауэр, начальник Гидравлического корпуса, мой наставник и мой предшественник, — разъяснил в подробностях Иван Кондратьевич.

— Ах, да-да. — С видом посвященного я закивал головой.

— И не верьте, когда говорят, что строительство остановилось из-за войны с турками, — продолжил старший Герард.

— Папенька, не пора ли спускаться? Боюсь, вы простудитесь, — окликнул его Герард-младший.

Обернувшись, я столкнулся с напряженным взглядом Чоглокова. Порывистый ветер не позволял Федору Алексеевичу слышать наш разговор. Похоже, он и «подсказал» Федору Ивановичу, что октябрьский ветер на высоте в девять саженей вреден для здоровья пожилого человека.

— Уже идем, — отмахнулся от сына Иван Кондратьевич и продолжил рассказ: — Так вот, сударь, я вам говорю: война с турками тут ни при чем. Беда была в том, что Бауэр не давал на лапу чиновникам. Вследствие чего те всячески задерживали финансирование, требовали с него какие-то бумаги, отчеты, немыслимые объяснения! Вы посмотрите, посмотрите у этого мерзкого Арсения Феофановича! Там такой архив собрался! Отчеты, написанные собственноручно Бауэром! За каждую копейку! За каждый кирпич!

Иван Кондратьевич вдруг схватил меня за руку и указал вниз на какие-то складские постройки.

— Кстати, вот посмотрите, это кирпичный завод! Хорошо придумали! Сначала построили здесь же кирпичный завод, а потом уже и акведук из кирпича с этого завода!

— И вправду, умно, — согласился я и, чтобы польстить старому Герарду, проявил большее любопытство: — А там что?

Я указал на вымощенную кирпичом дорожку, ведущую в кирпичный бункер.

— А это, — Иван Кондратьевич махнул рукой. — Ерунда. Склад сделали эти… с Моховой…

— С Моховой?!

Обрадовался, подумал — вот и отгадка! А в следующее мгновение мысленно одернул себя: спокойнее, спокойнее! Ишь, нервы расшалились, случайное совпадение принял за злой умысел! Петруша Рябченко проживал на Моховой в Санкт-Петербурге, а здесь какое-то ведомство с Моховой устроило склад. Ничего в этом нет примечательного. Вон и Чоглоков и Герардом-младшим о чем-то толкуют. Не бить же их за то, что оба Федорами наречены.

— Так вы, значит, мне заявляете, что при Бауэре не воровали, а при вашем руководстве воруют? — спросил я Ивана Кондратьевича.

— А что мне? — развел он руками. — Я человек старый, через неделю акведук заработает, так что дело я свое сделал, теперь только перед Богом и отвечаю. Воруют, сударь, конечно же воруют. А не воровали бы, так мы б еще двадцать пять лет тут строили!

— Как же так? — Я не придумал, как еще ревизору ответить на чрезмерную откровенность.

— Так я вам скажу, сударь, что в нынешнее время честный человек для казны хуже вора! — заявил Иван Кондратьевич. — Бауэр, он — швед, совершенно не хотел с этим мириться. И что? Чиновникам не носил, а они строить не давали, дело затянулось на четверть века. За это время цены знаете как выросли?! Если бы он сам воровал и другим давал, то и построил бы акведук лет десять назад, и денег бы в два раза меньше истратил!

— Да уж. — Я почесал затылок. — На всю Россию один честный нашелся, так и тот швед!

— Вот так, — вздохнул старший Герард. — Пойдемте-ка вниз, а то и впрямь, не ровен час, застудимся! В Тайнинское поедете?

— А там?.. — Я оборвал вопрос на неопределенной ноте, побуждая собеседника самому завершить начатую мною фразу.

— Там конечно же не столь грандиозное строительство. Но для понимания общей картины посетить Большие Мытищи неплохо…

— Непременно, непременно, — ответил я.

Иван Кондратьевич улыбнулся и открытой ладонью указал на лестницу, пропуская меня вперед. Я смотрел в его умные глаза, от которых морщины разбегались стрелочками по лицу, по благообразному лицу человека, знающего, что исполнил свой долг, как сумел. И я понимал, что такого вовлечь в заговор не могли.