Жак де Моле. Великий магистр ордена тамплиеров - Ален Демурже

Оба письма Газана за конец 1299 г. не остались безответными. Кипрские сеньоры действительно оставили остров, чтобы присоединиться к хану: может быть, в конце 1299 г., более вероятно — в январе 1300 года. Ги д'Ибелен, граф Яффский, и Жан де Жибле, оба — рыцари из королевства, высадились со своими вассалами и друзьями на сирийском побережье и заняли замок Нефин. Они собирались добраться до Армении, чтобы примкнуть к Газану. Через несколько дней они узнали, что тот закончил свой поход и вернулся к себе в столицу, Тебриз. Эта инициатива обоих рыцарей была, конечно, незначительным эпизодом, тем не менее она отражает настроение христиан.[304]

Дело было лишь отложено до другого раза, даже если благоприятные условия конца 1299 г. подвернутся не тотчас. В течение 1300 г. произойдет попытка предпринять лучше подготовленную совместную акцию монголов, армян и кипрских сил. И Жак де Моле целиком в нее включится.

Идея совместной акции монголов Персии и латинян была не новой, а ее цели — довольно просты: при разделе стран, завоеванных у мамелюков, между монголами и христианами последние получили бы территории бывших латинских государств Востока (с Иерусалимом). Об этом напоминает в письме, посланном с Кипра 24 марта 1300 г., Тома Гра: «И означенный Казан послал гонцов к королю Иерусалима и Кипра, и к общинам, и к орденам, дабы они повидались с ним в Дамаске или в Иерусалиме, и обещал отдать им всю землю, каковую христиане некогда имели при Готфриде Бульонском». Автор имеет в виду наступление Газана осенью 1299 года. Вера в это обещание и породила слух, вызвавший энтузиазм на Западе в начале 1300 г.: якобы Иерусалим снова в руках христиан. Говорили даже, что царь Армении Хетум отслужил обедню в день Богоявления в храме Гроба Господня.[305]

Наступление и победы Газана тоже породили на Кипре много надежд, судя по письму одного францисканца из Никосии, датированному 14 февраля 1300 года. Он тоже писал, что Хетум молился в храме Гроба Господня, и предвещал, что «наш Министр и многие наши братья [францисканской провинции] готовятся достичь Сирии, равно как рыцари, и пехотинцы, и все прочие монахи».[306] Но весть об уходе Газана в тот же месяц заставила отложить эти благие намерения до лучших времен. Вернемся к проблеме слабого места у монголов: надолго мобилизовать большую армию всадников было трудно, и не потому, что не удавалось удержать людей, а потому, что не удавалось прокормить лошадей. Прекратив преследование мамелюкской армии после своей победы при Хомсе, Газан не смог полностью уничтожить армию каирского султана. Тирский Тамплиер считает его погоню «вялой» и объясняет, почему она была такой: «Он принялся преследовать разбитых, не весьма о том стараясь, ибо его животные были утомлены от великого перехода, каковой они проделали, и от битвы, и от нехватки корма».[307]

Вернувшись в Тебриз, Газан оставил Сирию под управлением эмира Мулая, которого Тирский Тамплиер называет Мо1ау, отчего его можно перепутать с нашим великим магистром; не здесь ли истоки легенды о том, что Жак де Моле вошел в Иерусалим — легенды, к которой я вернусь в конце книги?[308]

Газан, однако, обещал, что вернется в ближайшем ноябре, чтобы на сей раз напасть на Египет.[309] Тем временем, в течение 1300 года, хан предпринимал все новые дипломатические инициативы, адресуясь к Кипру и Западу.

Тирский Тамплиер отмечает прибытие в Никосию, вероятно, весной 1300 г., посланников, главу которых Амади называет «миссер Киаль» или «Киоль». Речь идет об Изоле Пизанце, итальянском купце-авантюристе (из пизанского рода Бофети), который пользовался выгодной ситуацией при дворе Газана и был ценным посредником в отношениях монгольского хана с Западом и, в частности, с папой.[310] По договоренности с киприотами к папе было направлено общее посольство: в письме-донесении, отправленном 2 июля из Барселоны, Ромеу де Маримундо, советник арагонского короля, сообщает своему повелителю, что «послы от татар, от царя Армении, от короля Кипра, от магистра Храма и от прочей заморской знати должны нанести визит верховному понтифику; они уже в Апулии и со дня на день ожидаются в курии».[311] Посланник монголов называл себя Викариус и, вероятно, тоже был итальянцем.

Несомненно с тем, что продемонстрировать как христианам, так и мамелюкам единство монголов, заморских франков и Западной Европы, 20 июля начался рейд христианского флота в направлении Египта и Сирии. Собравшись на совет в Фамагусте, король Генрих II Кипрский, Жак де Моле и великий командор ордена Госпиталя в самом деле решили бросить на Египет флот из шестнадцати галер, шести саетт и еще нескольких панфил (маленьких и скоростных гребных судов). Ни хроника Тирского Тамплиера, ни хроника Амади, более точная, не сообщают, чтобы на борту одного из судов находились король и магистр ордена Храма: «Король Кипра, сир Тира — его брат, магистр Храма, командор Госпиталя и миссер Киаль, посол Кассана, поехали тогда в Фамагусту, где держали совет, решая, следует им переправляться или нет». Они решили переправиться, но ничто не позволяет утверждать, что они были в походе, кроме ханского посла: в самом деле, на кораблях подняли знамя ильхана, потому что он был на борту.[312] Флотилия двинулась к дельте Нила, атаковала Розетту, потом разграбила Александрию и повернула на север, в направлении Акры, а потом Тортосы; налет госпитальеров на Мараклею не удался. Затем флот вернулся на Кипр.[313] В военном отношении результат был очень скромным, в отношении добычи — не столь малым и не был бесполезен в пропагандистском отношении («что-то делается»). Главное достоинство этой экспедиции состояло в том, что она продемонстрировала единство кипрских франков и закрепила в форме конкретного деяния союз с монголами. Мобилизовавшись, франки сумеют быстро ответить новому посланнику Газана, который прибыл на Кипр сообщить о решении монгольского хана выступить в поход в ноябре 1300 года: